Автор: StarDropDream
Перевод: Seymour_Ridmonton [Mr. G]
Бета: Uleca
Фандом: Хеталия (с) Химаруя Хидекадзу
полная шапкаПерсонажи: Артур (Англия), Альфред (Америка), а так же великие исторические личности, неизвестные местные жители и упоминание других держав мира.
Пары: USUK
Рейтинг: PG-13 за мат, кровь и вообще войну.
Краткое содержание: Сюжет сосредоточен над серьёзным решением Америки вступить в войну, попутно глубоко копая в его «особые отношения» с Англией.
Предупреждение: Фик – исторический. Он написан по Второй Мировой Войне, поэтому содержит много исторических деталей, в основном связанных с блицкригами в Англии и политикой США относительно вступления в войну с Германией. А так же не забывайте, что мнение автора не всегда совпадает с мнением героев.
Благодарность: Не секрет, что нам всем в школе рассказывают историю очень-очень относительно страны, поэтому спасибо дяде Химаруе за то, что он создал Хеталию и дал предлог поинтересоваться мировыми событиями ещё и в ракурсе иностранцев.
Ссылка на оригинал: тут, разрешение соответственно получено.
Статус фика: 15/15 закончен
Статус перевода: 15/15 закончен
Глава первая
Глава вторая
Глава третья
Глава четвертая
Глава пятая
Глава шестая
Глава седьмая [*]
Глава восьмая
Глава девятая
Глава десятая
Глава одиннадцатая
Глава двенадцатая
Глава тринадцатая
Глава четырнадцатая
Глава пятнадцатая
~Часть седьмая~
читать дальшеДень обещал быть чудесным. Настолько, что Альфред хотел поскорее закончить работу и отправиться гулять за город. Работа у него была несложная, обычно он помогал Уинанту и другим сотрудникам посольства, сортируя документы. Это было не самой любимой его работой, но по крайней мере лучше, чем сидеть без дела. К тому же помогало отвлечься от вечной скуки и одиночества. Хотя последнее он никогда не признал бы вслух.
Когда ясный день пошел на убыль, отступая перед ранними сумерками, Альфред решил не ограничиваться своим обычным блужданием по переулкам в пределах Гроувенор-Сквер, а пойти намного дальше – за Гайд-Парк. Он часами бродил по дорожкам, обходя большие людные улицы и сторонясь машин, стараясь не попадаться на глаза никому, будь то даже уличные торговцы или простые прохожие. Весь вечер он без устали бродил, и так же мысли его безостановочно сменяли друг друга в голове, не задерживаясь ни на секунду.
Пусть зима практически отступила, она все равно иногда задувала сквозняком в незатянутые щели и окна города. К вечеру на улицах оказалось немало людей, которые хотели насладиться впервые за долгое время хорошей погодой – действительно по-весеннему теплой и солнечной. Мерзкие холода прошли, и отовсюду теперь торчали мелкие цветки нарциссов и ранних гиацинтов.
Прогуливаясь за чертой города вдоль бескрайних полей и лугов, Альфред не спешил снимать куртку, так как лень было вытаскивать руки из карманов. Он стал замечать, что все больше людей улыбается, проходя мимо него, смотрели ли они ему в глаза, учтиво снимая шляпу, или просто шли погруженные в свои мысли. Последний блицкриг бушевал больше месяца назад, и с тех пор лондонцы, наконец, могли спокойно спать по ночам, а из их настроений частично исчезла вечная настороженность. Общий настрой жителей стал намного лучше, чем раньше. И если бы позволяла обстановка, Альфред бы даже подумал, что англичане счастливы.
Но при всей красоте обновленных красок настроение людей казалось совершенно не соответствующим действительности. Пиная в раздумье мелкую гальку, Альфред шел вдоль пустой проселочной дороги и смотрел на поле, по которому волнами гулял ветер, вороша траву. Трудно было назвать эту местность «дикой», ведь городские дома хорошо было видно отсюда, однако Америка сейчас был рад любому куску земли вдали от цивилизации. Рассматривая горизонт, он с любопытством думал, увидит ли сегодня состязание Спитфайр и Мессершмитт - хоть о чем-то будет рассказать Уинанту по возвращении.
Через некоторое время Альфред вдруг наткнулся на загон, принадлежащий бородатому фермеру, который напоминал большого гризли в комбинезоне. Америка купил у него одно яблоко и продолжил свой путь. Он понял, как давно не ел фруктов, и вгрызся в плод с особым удовольствием, смакуя хрустящую свежую мякоть. Очень скоро Альфред сошел с дороги, пробираясь через высокую траву в поисках открытого участка земли, на который он мог бы прилечь и расслабиться, любуясь закатным небом. И когда он нашел то, что нужно, то ещё долго стоял на месте, оглядываясь по сторонам, догрызая свое яблоко. Наконец Альфред со вздохом опустился на траву, все ещё ожидая увидеть воздушный бой. Очки съехали с переносицы, и он тут же водрузил их обратно.
Сейчас Америка ничего не хотел, за исключением того, чтобы оказаться дома, в окружении своего народа – чтобы снова почувствовать к себе безвозмездную сильную любовь. Солнце уже изрядно склонилось к горизонту, и на ум приходила лишь одна мысль: день сегодня на редкость хороший.
Когда от яблока остался один лишь огрызок, Альфред выбросил его и закинул обе руки за голову, разглядывая облака, прикидывая, на кого похоже то или иное. В эту самую минуту война казалась ничего не значащей метафорой, идеей, не относящейся ни к людям, ни к местности. Америка признавал, что ощущает себя практически как дома: зима прошла, в воздухе стоял запах пыльцы и свежих почек, а люди действительно выглядели довольными жизнью.
Слыша отдаленные голоса города, Альфред вдруг вспомнил, что сегодня к ночи должна была приехать семья Уинанта. А ещё показалось, что гул насекомых вокруг стал слишком громким. Америка невольно уловил угрозу в этом нарастающем звуке и долго не мог понять, что ему в нем так знакомо.
Внезапная догадка заставила его похолодеть и распахнуть в удивлении глаза. Так сдавленно тарахтеть могли только… пропеллеры!
Альфред подскочил, задрав голову к небу как раз в тот момент, когда над ним волной пролетела плотная туча черных как смола самолетов, несущих на своих корпусах белую свастику. Они летели со стороны заката, словно появившись из ада, и так низко пикировали вдоль берегов Темзы, устремляясь прямиком к Лондону, что все звуки тонули в грохоте их моторов.
Альфред не сомневался, что его лицо побелело, как мел, когда прямо перед его глазами в ответ на огненную очередь шрапнели самолетов залп дали противовоздушные установки. Джонс физически чувствовал, как кровь застывает в жилах. Из воздуха вокруг испарились остатки солнечного тепла, которое принес уходящий день.
Америка поднялся на ноги и что есть мочи побежал в укрытие, закрывая голову руками. Он практически кувырком скатился в неглубокий кювет возле дороги, свернувшись в комок и продолжая смотреть на вражеский эскадрон, несущийся на город.
Все звуки вокруг слились в тяжелый марш войны, и за считанные секунды чистое небо над столицей Великобритании заполнил ореол красно-желтых огней и черного, как смола, дыма.
Альфред в глубоком потрясении смотрел на поднимающиеся над горизонтом облака пыли. В горле пересохло, а тело не хотело двигаться с места.
Лондон горел.
Значит, горел и Англия…
Прежде чем осознать, что собирается делать или найти этому причину, Альфред уже несся к городу настолько быстро, насколько мог.
* * *
«Черт! Черт! Черт! Черт!» - проносилось в голове с той же скорость, с какой Америка бежал по горящим улицам Лондона. Он совершенно не представлял, где в этой суматохе мог быть Англия или откуда вообще стоит начать искать. Можно было пойти обшаривать правительственные здания, но что если вдруг Англия был вовсе не там? Что если он был в своем доме или вообще за пределами города?!
Америка попутно слышал где-то на задворках разума призыв опомниться и перестать беспокоиться за ненужную державу. Однако зов подсознания был проигнорирован, ибо в данный момент Джонсу куда больше нужно было двигаться вперед.
Все звуки вокруг перекрывал режущий крик военной сирены, расслышать можно было только приглушенный рокот взрывов на юге города да нарастающий грохот самолетов, возвращающихся для повторного пике. Столицу незаметно поглотила ночь, и, хотя электричества не было и в этот раз, улицы освещали первые бледные звезды, вскоре затянутые густой тучей дыма, и беспощадные клубы пламени.
Так и не решив, откуда начать поиски, Альфред на автомате бежал по тем же улицам, по которым обычно возвращался на Гроувенор-сквер. Сирены продолжали завывать, не позволяя слышать даже звук собственного дыхания. Когда Америка, наконец, достиг площади, его легкие готовы были разорваться от огромного количества вдыхаемого дыма и копоти. Он на мгновение привалился к двери посольства, чтобы в следующую секунду ворваться внутрь.
До Альфреда донесся еле слышный топот ног и чей-то кашель, однако звуки сирены, резонирующие от стен, да грохот летящей эскадры не давали понять, действительно ли это ему не послышалось. Альфред стал громко звать Уинанта и его помощников, однако стоило ему сделать шаг внутрь, как оглушительный адский рев врезался в барабанные перепонкаи, будто целая сотня или даже тысяча самолетов пронеслась у него прямо над головой. В ушах болезненно зазвенело, и все же Америка пока мог слышать зловещий, набирающий силу свист боеголовок. Так же, как и последовавший за ними звук массивной взрывной волны и громкий звон стекла.
Альфреда резко подбросило и швырнуло на пол. Он успел свернуться в комок и прикрыть голову и шею руками, когда окно над ним, как и все остальные в посольстве, вынесло взрывом внутрь, на пол посыпались острые осколки. Зажмурив глаза, Альфред некоторое время оставался на месте, пытаясь привести эмоции в порядок. В голове все металось со скоростью сотни миль в час, а сердце выпрыгивало из груди .
Он медленно попытался подняться на ноги, и в этот момент мимо пронеслись люди, очевидно, работники посольства. Один из них тут же остановился, чтобы помочь державе подняться, а затем быстро побежал дальше. Кто-то из толпы крикнул, что на крыше здания находится Уинант, и Альфред, не раздумывая, побежал туда. Он еле протолкнулся к люку на чердак, изрядно уставший не только физически, но и морально. Посол, и правда, оказался наверху: он стоял на крыше со своей женой и ещё двумя помощниками. Альфред побежал прямо к ним.
- Посол! – крикнул он вместо приветствия, запыхавшись, почти задохнувшись от бега и от всего вокруг. Америка видел войну, знал, что такое падающие бомбы, но никогда прежде не присутствовал при жестоком истреблении мирного населения.
- Ох, Альфред… - увидев его, Уинант просиял. - Ты жив. Как же ты?..
- С вами все в порядке? – перебил его Альфред. - Никто не ранен?
Уинант быстро покачал головой и посмотрел в сторону пустующего итальянского посольства по соседству, которое полыхало от угодивших в него зажигательных снарядов. Не так давно попавшиеся Альфреду в коридоре работники посольства США теперь изо всех сил боролись с расползающимся огнем. Сам он смотрел на пожар в оцепенении, затем обернулся, оценивая разрушения всей площади в целом. Особняк георгианской эпохи прямо напротив был полностью снесен, бывшая резиденция Джона Адамса зияла провалами выбитых окон – наверное, в точности как и американское посольство.
Альфреду было больно видеть разрушение этого строения – всего лишь одного простого здания, которое когда-то давным-давно сыграло роль в его личной истории. Невозможно было представить, как же тогда Англия…
Америка тут же оборвал эту мысль.
Недалеко на Оксфорд-стрит он увидел, как пламя практически уничтожило небольшой универмаг. Глаза бегали по окружающим строениям, но в такой темноте Альфред не видел город дальше двух улиц, а когда задрал голову к небу, ему не удалось рассмотреть ничего, кроме мутных теней, то и дело закрывающих свет звезд и луны. Самолеты все ещё были где-то там, без сомнения, это сказал бы и слепой.
Никто не смог бы проигнорировать рубящий звук пропеллеров, гудящий вокруг рев снарядов и бомб, которые рвали и кромсали город до самого основания. Будто огоньки римских свечек вокруг вспыхивали огни, целые кварталы распускались красными огненными цветами пожарищ, которые тянулись к небу угольно-черными шлейфами копоти и сажи.
Налет продолжался, а Альфред стоял не в силах пошевелиться, вслушиваясь и впитывая все, что творилось вокруг: ужас бомбежки, крики, боль. С крыши было особенно хорошо видно, что далеко не все люди успевали покинуть зоны взрыва.
Он так долго говорил себе, что он далек от войны, что все это его не касается, что он никогда не будет вовлечен.
Сейчас он был более чем вовлечен во всё.
- Твою мать… - выдохнул он, прищурено вглядываясь в темноту, освещенную всполохами пламени над крышами зданий. Его слова безвозвратно потонули в крике сирен, а Уинант, стоявший рядом, был поглощен видами разрухи и беседой с сотрудниками. Его жена, не шевелясь, смотрела на улицы вокруг с таким затравленным и болезненным выражением, что, Альфред не сомневался, их лица были сейчас похожи.
- Я должен идти, - объявил Уинант после череды невнятных выкриков, перекрытых грохотом от бомбежки. Круто обернувшись, Альфред в шоке уставился на него. В державе вспыхнуло резкое желание возразить или отсоветовать его от необдуманного действия.
- Ты!.. – но Альфред осекся, не найдя ни слов отговорить посла, ни воли, чтобы остановить его, сказать оставить тех людей внизу самим разбираться со своей войной!
Уинант не будет слушать. Но Альфреду и не хотелось, чтобы этих слов послушались.
- Я должен идти, - объявил Уинант после череды невнятных выкриков, перекрытых грохотом от бомбежки. Круто обернувшись, Альфред в шоке уставился на него. В державе вспыхнуло резкое желание возразить или отсоветовать.
- Ты!.. – но Альфред осекся, не найдя ни слов отговорить посла, ни воли, чтобы остановить его, сказать оставить тех людей внизу самим разбираться со своей войной!
Уинант не будет слушать. И Альфреду не хотелось, чтобы этих слов послушались.
- Нужно оценить ущерб, - пояснил Уинант, голос которого был практически заглушен резким криком сирены, и не медля двинулся ко сходу с крыши.
- Я пойду с тобой! – крикнул Америка, оказавшись рядом за секунду до того, как посол скрылся на чердаке.
Сам Уинант не сказал ни слова, хотя в его взгляде что-то и промелькнуло. Только быстро кивнул на прощание жене и своим сотрудникам и стремительно двинулся к выходу. Альфред заметил, как посол на ходу запахивает пальто и надевает потрепанную шляпу, и последовал за ним, застегнув свою куртку тоже. Когда они оказались на улице, Америка поравнялся с послом, вместо того, чтобы идти сзади. Последний шагал вперед, будто заговоренный, и был совершенно равнодушен к хаосу, творящемуся вокруг, как к громким взрывам неподалеку, так и к душераздирающим крикам. Они прошли площадь, резко погрузившись в глубь нарастающей суматохи. Их окружал густой черный дым, застилавший все впереди, даже пламя, которое Альфред видел с крыши, было совершенно скрыто из виду. Порой они не видел дальше двух шагов.
Они не говорили, ибо внимание Уинанта было сосредоточено на поиске пострадавших, и Альфред изо всех сил старался смотреть по сторонам, а не на посла. В этом натянутом молчании и с ощущением призрачной надежды пролетела не одна миля.
Они чуть не прошли мимо обломков сгоревшего здания, из которого молодые медсестры по двое выносили тела своих соратниц. На лицах девушек не было видно ни слезинки, только мрачная решимость, с которой они старательно укладывали мертвых в один ряд. А в глазах присутствовало какое-то одержимое спокойствие, когда они наклонялись над трупами, складывая их руки на животе и прикрывая веки. С неутомимой целеустремленностью они шли обратно в развалины в поисках выживших, даже если было итак ясно, что выживших там нет.
Уинант вместе с Альфредом поспешил к ним, посол говорил очень быстро для своего обычного темпа: «Вам чем-нибудь помочь? Вам что-нибудь нужно?»
Некоторые медсестры узнали его в лицо, другие нет, но все лишь качали головами, так как из развалин была вынесена последняя погибшая. Альфред на автомате подлетел к несущим её двум женщинам и молча взял поникшее тело на руки, чтобы отнести к другим трупам. Когда Америка стал осторожно опускать тело на землю , он чувствовал, как его начинает переполнять безотчетный страх. Покойная оказалась непомерно легкой в его руках и на вид была такой молодой, такой хрупкой… Они все были слишком молоды, чтобы лежать теперь вот так на асфальте.
Альфред долгое время стоял над трупами, пока Уинант помогал раздать бинты раненым, и невольно всматривался в их лица. На первый взгляд они будто бы спали, и кому-то снился кошмар, искривляющий черты в муке, а кому-то наоборот спалось спокойно. Но приятную ассоциацию уничтожал тот факт, что ни одной из них не суждено было проснуться.
Америка с силой оторвался от созерцания охладевших тел. Его самого начало морозить, а дыхание вырывалось судорожными глотками. Нужно было успокоиться, хотя мозг каждой клеткой кричал ему убираться отсюда. Бежать куда-нибудь, где ему не будет так плохо, где будет спокойно, где будет его место. Место, которое называется «дом». Однако с этим приходил другой не менее сильный порыв: остаться здесь и помочь, всем, до кого только сможет дотянуться. Ведь Америка не мог теперь убегать. И никогда не мог.
Очень скоро, убедившись, что пострадавшим женщинам оказано достаточно помощи, - учитывая ситуацию, конечно, - они с послом двинулись дальше. По пути они заглядывали в битком набитые бомбоубежища, и Уинант снова и снова спрашивал, нужна ли кому-нибудь помощь. Но выжившие отказывались от неё с долей вежливости и спокойствия, показывая тихую стойкость нации, которая хоть и подвергалась жестокому удару, внутри оставалась непоколебимой.
- Вам стоит тоже найти убежище, господин посол, - сказал с улыбкой один из пострадавших. - Вы можете заблудиться в дыме.
Но Уинант лишь качал головой. Какая-то девушка, получив из рук Альфреда кружку воды, обняла её ладонями и благодарно улыбнулась ему:
- Спасибо вам, сэр.
- Н… не за что, - у Америки перехватило горло. - Это же просто вода.
Она отпила половину и тут же передала кружку соседке, которая сидела ссутулено и страшно кашляла. Должно быть её мать. У пожилой женщины тряслись руки, и дочь помогала ей пить, поддерживая её плечи.
- Спасибо, - повторила девушка, уже не глядя на Альфреда.
- П.. Пожалуйста, - выдавил он, делая глубокий вдох и отворачиваясь, так как чувствовал в этом острую потребность. Америка поспешил вернуться к Уинанту, тот кивнул ему, и, не тратя времени на слова, они двинулись дальше. Бомбы все ещё падали, но помимо грохота ничего уже не взрывалось и не вспыхивало пламенем. Оба шли, не останавливаясь, заглядывая в каждое бомбоубежище, чтобы оказывать помощь возможным пострадавшим. По пути им не раз приходилось укрываться в переулках от взрывной волны, поднимающей в воздух режущую легкую пыль и дым.
Альфред уже давно потерял счет милям, которые они прочесали, бункерам, что они посетили, и трупам, которые приходилось выносить и укладывать в одну линию, закрывая умершим глаза и каждый раз задаваясь вопросом, попадут ли их души наконец в более спокойное место, чем здесь…
- Эй, посол! – позвал Америка, стараясь перекрыть сирены. Его взгляд метнулся к Уинанту, в этот момент помогающему очередному раненому, - Скажи, где сейчас?..
Однако, как только Альфред увидел застывшее выражение лица посла, у державы пропал дар речи. Какую-то долю секунды они смотрели друг на друга, а затем Америка отрицательно покачал головой. Ответом ему было почему-то сочувствие во взгляде, а затем Уинант рванулся к группе пожарников, поливающих водой горящие обломки здания неподалеку.
Америка остался на месте, отделенный от остального мира стенкой тумана, и чувствовал, как собственные легкие сопротивляются вдоху. Ему приходилось прилагать усилие, чтобы дышать.
Он вскоре двинулся вслед за Уинантом, который помогал дезориентированным от взрыва людям дойти до безопасного места и сесть, и принялся помогать забинтовывать раненых. От неспособности сформулировать хоть слово Альфред ощущал себя не менее слабым и беспомощным, чем пострадавшие англичане.
* * *
Путь продолжался до самого рассвета, и Альфред не представлял, сколько это было миль. Они не останавливались, пока не прозвучала новая сирена, возвещая об окончании бомбежки. Это случилось в пять утра
Налет на Лондон длился восемь часов без перерыва.
Новый день начинался с теплого солнца на горизонте и чистого ясного неба, однако так было лишь для тех, кто смотрел только вверх. Под синим сводом по воздуху тихо кочевали нетронутые аэростаты. Но, стоило опустить взгляд ниже, как на переднем плане оказывались лишь дымовые завесы и раскуроченная земля.
Всю ночь Альфред не отходил от Уинанта, вместе с ним оказывая подмогу лондонцам. Покорно ожидал за спиной посла, пока тот спрашивал всех без исключения, не нужна ли кому-то помощь. За все это время Альфред не издал почти ни звука, и когда ночь плавно перешла в утро, им завладела тягучая немота.
Город олицетворял разруху. Воздух пах горелым деревом, истлевшей тканью, раскаленным свинцом и порохом. Уставшие и изможденные Уинант с Альфредом шли обратно в посольство мимо пожарников, которые усердно поливали остатки сгоревших строений, мимо людей, дома которых остались относительно целы – с выбитыми окнами и обугленными стенами, но целы. Лондонцы с метлами и лопатами выходили на улицы и принимались разгребать обломки перед своими порогами. Альфред молча наблюдал за ними, чувствуя, как сердце тяжело стучит где-то в глотке.
- Посол, - позвал он шепотом, и, несмотря на тишину его голоса и восемь часов оглушительного грохота, его обращение прозвучало чересчур громко. Джонс сглотнул, чтобы наконец суметь выдавить из себя те слова, которых всю ночь избегал. - Где сейчас… Англия?
Уинант остановился, взглянув на свою державу. Он тоже, казалось, выглядел старше, чем вчера. Под глазами залегли мешки, к одежде упрямо цеплялись мелкие обломки и пыль.
- Англия… – повторил Альфред, - где он сейчас? – он не мог точно знать, но все же надеялся, что британец успел уехать из города – туда, где он будет хотя бы в чуть большей безопасности. Странно, что его волновала его безопасность, но думать об этом было некогда.
- Где он? – голос державы усилился, словно пытался разрушить молчание. Америка был раздавлен, истощен до предела, почти до смерти, и все же он должен был найти Англию. Должен был…
- Мне нужно увидеть его! - крикну он, - Мне нужно увидеть его, ведь он не!…
- Нет, Альфред. Я полагаю нет, - сказал Уинант, сжав его плечо. – Сэр Кёрклэнд находится у премьер-министра…
- В поместье? Они в Дитчли? Он ведь не в столице, верно? Скажи мне, что он далеко от неё!
Посол пристально посмотрел на державу и покачал головой.
- Этого я не могу сказать тебе, Альфред… потому что это не будет правдой.
Америка почувствовал, как внутри разверзлась холодная пропасть, и стал быстро перебирать в уме все те места, в которых ещё мог оставаться Премьер, где следовательно был и Англия.
- Дом Десять?
На это Уинант кивнул. И прежде чем он успел сказать хоть слово, а Америка подумать над ответом, последний уже был таков, устремившись бегом в единственно заданном направлении. И бежал так, как не бежал бы от самого дьявола. Альфред проносился мимо развалин строений и плетущихся людей, хотя казалось, что это они проносятся мимо него. Он не мог дышать полной грудью, но продолжал отчаянно втягивать тяжелый воздух, уже давно чувствуя грань своей выдержки, ощущая, как работает на износ, и все равно продолжая бежать изо всех сил. Америка не знал, зачем он это делает, и почему никакие сомнения не останавливают его от того, чтобы пытаться спасти человека, которого он поклялся никогда больше не видеть и не знать. Которого ему не хотелось видеть и знать.
И все же Альфред не собирался останавливаться.
Его целью было найти Англию и найти его как можно скорее, а думать о причинах своих действий казалось лишней тратой времени. Америка понимал одно: нужно бежать вперед. Даже если ему невмоготу, даже если все тело ломит, он просто обязан был найти Англию. Хотя начинал бояться того, что он мог найти, если все таки найдет.
Наверное, Англия сидит сейчас раненый, избитый, подавленный где-нибудь в углу и рыдает. Потому что сложно было представить, кто мог оставаться спокойным после того, что произошло ночью. Даже такой самоуверенной державе, как Великобритания невозможно вечно сохранить свой гордый стан.
Америка воочию представлял, как Англия сидит, свернувшись в комок, и слезы не переставая текут по его щекам. Такую картину Альфред уже видел. А после столь ужасного события, как сегодня, британец уж точно будет далек от невозмутимости, если у него вообще были силы держаться.
Поэтому Америка не останавливался.
Он отказывался сдаваться, пока не найдет его.
К тому времени, как он добежал до резиденции Премьер-министра, улицы успели опустеть. Даже возле ограды, через которую Альфред перемахнул в один прыжок, не оказалось ни души. Он благодарил судьбу, что не нарвался на колючую проволоку, которую вполне мог зацепить, и не истекал сейчас кровью на пороге Даунинг Стрит.
Америка буквально ворвался в дом и собирался позвать Англию, но крик его застрял в горле, когда он увидел совершенно пустое помещение. Здание уцелело, его разве что хорошенько потрясло, к тому же все внутри покрывал слой пыли, которая умудрялась просочиться после бомбежки в каждый дом Лондона. Альфред замер в прихожей, вслушиваясь в глухую тишину, пытаясь уловить хотя бы какие-то живые звуки, но до слуха доносился лишь быстрый стук собственного сердца. Какое-то время он смотрел по сторонам, затем помчался через фойе вглубь дома, намереваясь прочесать каждый угол, каждый коридор и каждую лестницу, лишь бы найти Англию. Сперва он заглянул во все комнаты первого этажа, ожидая увидеть британца, скрючившегося на полу в страшной агонии, и, не найдя, бежал дальше. Он распахивал все двери, даже шкафы, ища во всех возможных закутках, о которых только мог подумать. Прислушивался, не переставая надеяться, что до него долетят крики о помощи или хотя бы стон или плач. Но его сопровождала лишь жуткая, почти болезненная тишина.
Альфред вскоре потерял счет комнатам и их месторасположению, то и дело натыкаясь на знакомые лестничные пролеты и заглядывая туда, где уже был, влетая в комнаты с похожими планировками и мебелью. И все же ему было плевать, сколько он ещё пройдет. Потому что нужно продолжать искать. Возможно Англия был вовсе не здесь, возможно он был…
Альфред увидел на полу кровь и замер.
Уже готовый бросить поиски, он почувствовал, как цепенеет изнутри. Но тело продолжало двигаться само, следуя по жуткому кровавому следу, ведущему через весь коридор. Альфред вскоре уперся в дверь уборной, которая оказалась закрыта не до конца, пропуская в щель между дверью и косяком тусклый свет.
Америка вздохнул поглубже. Пока он стоял, не решаясь толкнуть дверь, в тишине стало различимо частое хриплое дыхание.
Хватило одного касания, чтобы дверь распахнулась настежь, представляя взору Альфреду большие пятна крови на белом кафельном полу, которые вели к высокой ванне. Она была без воды, Англия лежал в ней неподвижно, вперившись стеклянным взглядом в потолок. Он даже не отреагировал на появление Альфреда, как будто и не знал, что тот здесь.
На лице британца было то же затравленное выражение, которое Америка помнил со дня приезда, когда он впервые увидев Англию в толпе. Сейчас он лежал в ванне абсолютно голым, чуть склонив голову набок, все тело покрывали кровоточащие раны и ожоги, а зеленые глаза безэмоционально глядели в одну точку на стене, будто он разглядывал что-то за ней. Одна рука свисала с края ванны, по ней стекала кровь, капая на холодный пол и постепенно собираясь в огромную лужу.
Альфред молча смотрел на него и видел, как абсолютно неподвижный Англия еле заметно вздрагивал от боли. Только эти неестественные телодвижения да рваное дыхание, которое ещё пока не покинуло британца, и были единственным свидетельством того, что он жив.
Прикрыв глаза, Англия облизнул губы и медленно перевел взгляд от стены на Альфреда. Он не был насторожен или даже как-то удивлен, видимо почувствовал чужое присутствие уже давно. Альфред только не мог сказать, насколько давно. Лицо британца было все в крови, однако глаза оставались ясны. Он не проронил ни слезы за эту ночь.
Англия смерил Америку хмурым взглядом, молча показывая, что он его заметил.
- Ты не поможешь? – хотя голос был очень слаб, обращение прозвучало громко и понятно.
Альфред нерешительно пересек разделяющее их расстояние, стараясь не смотреть на Англию, вместо этого созерцая кровавую дорожку на полу, идущую от ванны до двери. Эта кровь брала начало в истерзанных блицкригом ранах.
Англия продолжал хмуриться, но то ли из-за слабости, то ли от смирения не отсылал Альфреда к черту. Последний присел рядом с ним колени и дотронулся до безвольно свисающей с края руки. Не обращая внимания на пачкающую пальцы чужую кровь, Америка медленно поднял ослабевшую конечность и положил вдоль тела Англии. Было заметно, как тот расслабился, с облегчением вздохнув и прикрыв глаза. Это положение, должно быть, приносило жуткую боль, но у него не было сил пошевелиться.
- Почему ты здесь? – спросил он. Только что спокойные черты лица снова напряглись.
Альфред тяжело сглотнул. Он с удивлением обнаружил, что не может говорить. Совсем.
- Тебя… не ранило? – спросил Англия, заметно колеблясь то ли в своем вопросе, то ли в желании услышать ответ.
- З..Заткнись, - с нажимом проговорил Альфред, почувствовав укол ярости. – Как будто это я залил здесь все кровью!
Глаза Англии по прежнему были закрыты, однако сухие потрескавшиеся губы растянулись в горькой усмешке.
- И правда, - все что мог он сказать.
Америка вновь почувствовал вспышку злости ответ на спокойствие британца. Он быстро отвернулся, чтобы собраться с мыслями, и решил найти какое-нибудь полотенце. Затем направился к раковине намочить его, из-за чего случайно посмотрел в зеркало. Увидев свое отражение, Альфред понял, что не может спрятать волнение или хотя бы попытаться изобразить безразличие. Что он не может ничего скрыть или убежать.
Вернувшись к ванне, Америка склонился над британцем и мягко убрал волосы с его лица. Неровные пряди челки были склеены запекшейся кровью, из-за чего их было не так просто разъединить.
Англия наблюдал за Альфредом из-под прикрытых век с опаской, но не пытался уклониться от прикосновений. Оба смотрели друг на друга, долго не говоря ни слова и не отводя глаз. Америка осторожно приложил мокрое полотенце к щеке британца и начал нелегкую процедуру омовения. Кровь липла к коже высохшей коркой, а некоторые раны все ещё кровоточили. Однако Англия казалось этого не замечал, либо же был слишком истощен, чтобы замечать.
- Сколько?.. – его голос снова в нерешительности дрогнул, и британец затих, очевидно передумав говорить. Но Альфред хотел услышать его до конца.
- Что такое? – настойчиво переспросил он.
Но Англия молчал и только угрюмо смотрел в его глаза, изучая лицо Америки, пока тот уверенно и аккуратно продолжал гладить его по волосам, пытаясь расчесать пальцами слипшиеся от крови пряди. Его руки были теперь тоже красными.
Когда Англия вновь заговорил, его голос был тихим и бесстрастным, однако сами слова заметно давили на горло.
- Сколько… человек погибло?
- …не знаю, - коротко ответил Альфред, чувствуя нехарактерную ему ясность мыслей, при этом желая иметь силы отвернуться и не замечать того, что творится вокруг.
- Я вытаскивал несколько тел… но, сколько их было, не знаю…
В лице Англии что-то мелькнуло, но потом он тяжело втянул носом воздух и вновь отвернулся к стене. Никакой реакции помимо этой призрачной уязвимости во взгляде он не выказал.
Альфред думал, что на этот раз он сломается. Но Англия оставался полностью спокоен.
- Может… - начал Джонс, нерешительно вздыхая, - ..мне отвезти тебя в больницу?
Лицо британца снова изменилось, только на этот раз он расплылся в широкой ироничной улыбке.
- Нет больницы, которая лечит таких, как мы, Америка. Я думал, ты это знаешь.
Альфред не стал ничего говорить и только кивнул, чувствуя себя отвратительно из-за того, что снова сглупил. Он мог бы не обращать внимания, но с Англией это ощущение было всегда. Рядом с вечно великой Империей, прожившей не одну тысячу лет, Америка превращался в ребенка: его умения вообще переставали что-то значить, а ошибки приравнивали его в глазах других к необразованной шпане. Но самое неприятное было в том, что, как бы Альфред не старался, никто из старших держав не хотел поддерживать и направлять его. Никто не видел смысла в его жизни.
- Пойду схожу за бинтами, - тихо сказал Америка, поднимаясь, и вышел из комнаты.
- В холле стоит шкаф. Ты найдешь там все, что надо, - послышался голос Англии вслед.
Америка туда и направился и, порывшись в запасах продовольствия, нашел йод, бинты и вату. По возвращении он заметил, что британец снова так же измождено и затравленно смотрит вдаль. Однако, как только заметил краем глаза присутствие Альфреда, то сразу переменился, излучая уверенность. Америка не мог винить его за то, что Англия просто старается переживать все это в тихом одиночестве.
Вновь опустившись рядом с ванной на колени, он спросил:
- Как самочувствие?
- Мальчик мой, ты ещё спрашиваешь, – горько усмехнулся Англия, роняя голову набок, и скатился в ванную ещё глубже. - Мне просто не стоило чувствовать себя в безопасности, полагаясь на то, что последний блиц был очень давно… А я, как дурак, понадеялся… и вот теперь я…
- Хватит болтать, если собрался капать на жалость! - отчеканил Альфред.
- ..Иди ты к черту, – процедил Англия и отвернулся, закрывая глаза, хотя его слова звучали не так грубо, как хотелось бы. Как впрочем и у Америки.
- Сейчас будет щипать, - Альфред заметил, как британец дернулся, но не мог понять, была ли это реакция на предстоящую обработку ран или где-то снова взорвалась бомба.
- Только не возись, - выдохнул Англия, заранее стискивая зубы.
Альфред разложил все принадлежности, подготовив бинты, и опрокинул откупоренную бутылочку йода пару раз на свернутый ватный тампон. Затем медленно просунул руку под поясницу британца, чувствуя пальцами нежную изрезанную плоть с развороченными ранами. Англия тут же вытянулся в струну, однако Америка сумел быстро проскользнуть руками по его спине и привести в некое подобие сидячего положения.
- Сможешь так держаться? – спросил он.
- Твою мать, я же не совсем инвалид! - заверил Англия, чуть приподнимаясь, чтобы найти удобное положение. Он согнулся и опустил голову. - Давай уже, покончи с этим.
Но Альфред не мог покончить с этим. Не сейчас уж точно. Он откровенно остолбенел, увидев спину Англии, испещренную чудовищным количеством старых и новых шрамов, а также свежими порезами, из которых вдоль хребта тонкими струйками сочилась кровь.
- Как будто ты не видел рваных ран, юноша, - тихо проворчал Англия. - Чего медлишь?
Америка не нашелся что ответить, поэтому сказал запоздало:
- Я просто оценивал общий ущерб.
Беседу Англия продолжать не стал, только вздохнул, ещё больше ссутулившись. Альфред закусил губу, стараясь сосредоточиться, и подался вперед, прижимая пропитанную йодом вату прямо к порезу под шеей. Британец резко дернулся, зашипев от боли, хотя Америка на его месте от такого прямого воздействия на открытую плоть наверняка закричал бы.
Он продолжал аккуратно пропитывать раны, собирая сукровицу перемешанную с грязью. Англия при этом сидел неподвижно, как камень.
Работая молча, Альфред невольно спускался все ниже. Если британца сейчас и смущала собственная нагота, то благодаря кровопотере он не сумел бы покраснеть, а изможденность после бомбежки не давала озвучить это вслух. Поэтому Альфред невозмутимо продолжал обрабатывать раны: на пояснице, на боках, по изгибу заостренных лопаток и ребер.
- Не больно? – поинтересовался он между делом. Но Англия не ответил, и Америка расценил это как положительный ответ. Британец склонил голову слишком низко, чтобы можно было увидеть выражение его лица. Он так больше и не дернулся, пока Альфред занимался его ранами, меняя одну пропитанную вату за другой. Последнего немного поражало, как после ночи взрывов Англия вообще умудрялся чувствовать боль от чего-то ещё.
Бережно касаясь его кожи, Альфред не переставал думать о том, какой британец все же вызывающе привлекательный. Даже в таком истерзанном состоянии в нем чувствовалась нотка элегантности, и какая-то болезненная стойкость была в его поникшей голове и ссутуленных плечах. И этой невольной красоте, этой несгибаемости, которую Англия излучал даже перед лицом смерти, – Америка почти завидовал. Хотя и говорил себе, что это все его не касается. Что он вообще не должен об этом думать…
- Ты чертовски храбрый, Англия, - сказал Альфред помимо воли, и словил пристальный взгляд британца из-за плеча. Америка выдержал его, ожидая ответа или хотя бы колкости, но против обыкновения Англия громко рассмеялся. Так заливисто, как будто Джонс сказал ему действительно что-то жутко веселое. Не смеялись лишь его глаза, хотя он все равно долго не мог остановиться, из-за чего Альфред начинал думать, что смеются без сомнения над ним.
- Ох, дружище, - выдохнул Англия между смешками и покачал головой. Впрочем, это движение заставило его быстро застыть из-за раны на шее, и, опустив голову, он просто продолжал смеяться, но только уже другим, ироничным смехом. К моменту, как он вновь выпрямился и заговорил, его взгляд стал спокойнее и вдумчивее, чем раньше. - Думаешь, это храбрость… а не простое малодушие?
На это у Америки не было ответа. И к британцу быстро вернулось его циничное выражение лица; вздохнув, он прикрыл глаза, роняя голову набок. Альфред опять был предательски заворожен его повадками. Этой строгой самоуверенностью, отобразившейся, как в державе, так и в народе. Люди Великобритании не гнались за безопасностью, а оставались рассудительны и осторожны.
Америке впервые захотелось понять, каково это – быть таким, как Англия. Но он отбросил эту опасно похожую на восхищение мысль. Да уж лучше умереть, чем быть в чем-то похожим на этого старика!
- Я не… - Альфред осекся.
- Что?
- Я… Я надеюсь меня никогда не будут бомбить, - выдавил Америка, не сводя глаз с согнутого тела британца. Тот не ответил.
Альфред молча продолжил обрабатывать его раны, переместившись на бортик ванной, чтобы нагнуться над израненной грудью империи. Англия все так же не двигался и так же не сводил с него глаз, из-за чего Америка едва сдерживался, чтобы не отстраниться. Этот взгляд будто читал его мысли.
- И я надеюсь, - вдруг сказал Англия.
- На что? – не понял Альфред.
- Что тебя никогда не будут бомбить… я тоже на это надеюсь.
От этой простой констатации Америку почему-то бросило в холод. Взгляд Англии продолжал бродить по нему, изучая его, ловя каждый жест.
- Давай уже бинтуй, - сказал он, - Хватит расходовать вату.
В ответ Альфред только кивнул и потянулся за бинтами. Ему пришлось нагнуться, чтобы обмотать британцу торс, одновременно захватив как раны на груди, так и на спине. Америка двигался снизу вверх, последними обернув шею и плечи, затем с такой же тщательностью занялся ранами на руках. Кровь Англии сочилась и стекала по его собственным запястьям, поэтому он на мгновение оторвался от своего занятия, чтобы снять куртку и закатать рукава рубашки. Левая рука британца безжизненно повисла под неестественным углом.
- Сломана, - тут же пояснил тот. Америка не комментировал, только стал бинтовать её с заметно большей осторожностью. От его внимания не укрылись ожоги на изгибах запястий и ободранные костяшки пальцев. Кровь стремительно стекала к локтям, пачкая рубашку Альфреда. Казалось, ещё чуть-чуть и все раны Англии, даже забинтованные, вновь откроются, и держава рассыплется, развалится на части. Америку бросало в дрожь, но он не прекращал работы. Хотя и не мог точно сказать, зачем он это делает. Зачем вообще пришел сюда и почему обращается с Англией так непривычно бережно и нежно.
Можно было просто позвать медиков или настоять на том, чтобы отвести Англию в больницу – мало ли, может, они и помогли бы. Но при всевозможных альтернативах, Америка хотел поменьше тревожить раненую державу.
- Почему… Ты один, Англия? – спросил Альфред, проглотив комок в горле.
- Премьер-Министр сейчас в одном из бункеров недалеко от Парламента, - ответил Англия со вздохом. - Я заскочил сюда, чтобы отдать ему кое-какие бумаги и планировал отправиться домой… но потом началась сирена.
- И ты был здесь один всю ночь? – удивился Альфред, ненавидя свой слегка взвинченный от волнения голос.
Англия не стал говорить прямо, но в его уверенном тоне слышалось четкое «да».
- Так будет лучше.
- С какого?!..
- С такого, что я давно привык быть один, - перебил его Англия и добавил, будто устыдившись такой двусмысленной фразы и решив, что это требует уточнения, - в таких ситуациях.
Альфред в ответ неопределенно хмыкнул, почувствовав вновь не известно откуда взявшиеся угрызения совести, и продолжил работать в гнетущем молчании. Он принялся обрабатывать теперь уже раны на ногах и бедрах, верхняя часть которых приличия ради была накрыта полотенцем. Двигаясь по-прежнему снизу вверх, Альфред не поднимал глаз на Англию, даже когда переключился на стопы. Он от чего-то боялся снова смотреть ему в глаза.
- Как ты в целом? – спросил он, продолжая бинтовать.
- Я очень устал, - ответил Англия, его тихий голос отяжелел от эмоций. - Если мне удается поспать четыре часа, можно считать, что мне повезло.
- За сутки? – невольно удивился Америка.
- За сутки, - без выражения ответил британец.
- Ты ведь… всегда не высыпался, если шла война, – тихо заметил Альфред и мгновенно пожалел, что невзначай переводит разговор на тему о прошлом. Но Англия не стал огрызаться или винить его в ненужности сказанных слов, только тихо хмыкнул в знак подтверждения.
- Да, это действительно так, - и тут же добавил:
- Удивительно уже то, что мы столько времени сидели без единой бомбежки. Даже стыдно как-то, - он медленно вдохнул и выдохнул, понижая тон, - стыдно, что тебе угораздило увидеть страну такой. У нас тут бывали и лучшие деньки, верно?
Америка молчал, не имея понятия, что на это следует ответить. Его сердце и без того уже долгое время продолжало учащённо биться от волнения.
Наконец, окончив свои манипуляции с бинтами, он медленно отстранился и вытер окровавленные ладони о штаны.
- Лучшие деньки, - в пустоту повторил Америка и нахмурился, сглатывая комок.
- Хотя… не мне тебе говорить, что нынешние тоже не самые лучше дни нашей жизни, - Англия иронично хохотнул. - И ты здесь без сомнения, только чтобы посмеяться над дряхлым стариком…
- Нет, - уверенно ответил Альфред. И одно это слово заключало в себе больше смысла, чем любой другой ответ.
__________________________________________________________
Заметки:
- 16 апреля 1941 года налеты немецкой авиации на Лондон возобновились с новой силой. Установлено, что она была самая разрушительная по сравнению со всеми предыдущими. За одну ночь погибло более тысячи жителей Лондона.
- То, что пережил Альфред в этой главе, было взято из настоящих источников: газет, рассказов очевидцев, а так же со слов самого Уинанта и продолжительных передач Мэроу. Жена Уинанта действительно присутствовала при этом блицкриге, и они с мужем на самом деле поднимались на крышу посольства, чтобы не попасть под обломки. Затем походы Уинанта по улицам вместе с помощником из посольства по имени Теодор Эйчилс (тот, на чьем месте в этой главе был представлен Альфред) – посол США подходил ко всем, кого видел, помогал медикам, оказывающим первую помощь раненым, и оставался при этом деле ровно до того момента, когда окончилась сирена в пять утра. Его помощь и прямое взаимодействие с лондонцами было полной противоположностью поведению прошлого посла Кеннеди. Его вопрос «Вам нужна помощь»?» по словам Эйчилса повторялся в эту ночь набатом.
- Повреждения улиц, в частности Гроувенор-сквер, были настолько достоверными, насколько удалось выяснить из первоисточника. Итальянское посольство – на тот момент пустое – было поглощено пожаром и полностью разрушено. Окна всех зданий были выбиты, и несколько домов по соседству действительно сравняли с землей.
- Спитфайр и Мессершмитт – это два разных вида военных самолетов, которые использовались во время Второй Мировой Войны. Они часто ставились на крыло за пределами Лондона, даже когда в них не было необходимости.
- Дунинг-стрит 10 – официальная резиденция Английского Премьер-министра, ныне занятая Дэвидом Кэмероном. Уинстон Черчилль особенно обожал «Дом десять» (как он любовно звал это место), однако в течение войны не жил там из-за опасности бомбежки. Зато всегда настаивал на укрытии под номером десять – таков был порядковый номер бункера. При этом он не хотел чтобы лондонцы считали резиденцию покинутой (словно парламент бездействует), поэтому демонстративно покидал его и возвращался, чтобы все видели.
Автор так же дает ссылку на официальный сайт «Улицы Номер Десять», в котором можно более подробно изучить достаточно интересную историю английского парламента до наших дней, и, что более наглядно, посмотреть фотографии того здания, в котором Альфред нашел Англию, изнутри. К сожалению, сайт на английском, но если Вам действительно интересно, милости прошу сюда (сайты в конце концов можно переводить переводчиком).
- Темза – река, пересекающая Лондон с южной части. Более подробная статья по ссылке.
- «Думаешь, что это храбрость... а не простое малодушие?» - такая цитата действительно звучала