Ночь утонувших звуков
Автор: StarDropDream
Перевод: Seymour_R [Mr. G]
Бета: Uleca
Фандом: Хеталия (с) Химаруя Хидекадзу
полная шапкаПерсонажи: Артур (Англия), Альфред (Америка), а так же великие исторические личности, неизвестные местные жители и упоминание других держав мира.
Пары: USUK
Рейтинг: PG-13 за мат, кровь и вообще войну.
Краткое содержание: Сюжет сосредоточен над серьёзным решением Америки вступить в войну, попутно глубоко копая в его «особые отношения» с Англией.
Предупреждение: Фик – исторический. Он написан по Второй Мировой Войне, поэтому содержит много исторических деталей, в основном связанных с блицкригами в Англии и политикой США относительно вступления в войну с Германией. А так же не забывайте, что мнение автора не всегда совпадает с мнением героев.
Благодарность: Не секрет, что нам всем в школе рассказывают историю очень-очень относительно страны, поэтому спасибо дяде Химаруе за то, что он создал Хеталию и дал предлог поинтересоваться мировыми событиями ещё и в ракурсе иностранцев.
Ссылка на оригинал: тут, разрешение соответственно получено.
Статус фика: 15/15 закончен
Статус перевода: 15/15 знакончен
Глава первая
Глава вторая
Глава третья
Глава четвертая
Глава пятая [*]
Глава шестая
Глава седьмая
Глава восьмая
Глава девятая
Глава десятая
Глава одиннадцатая
Глава двенадцатая
Глава тринадцатая
Глава четырнадцатая
Глава пятнадцатая
Комментарий к главе: почему-то под новогодние праздники глава далась мне и бете с трудом. да и ещё и монитор у меня полетел, из-за чего публикация была серьёзно отложена. Совершенствуясь в своем ремесле, я все больше понимаю, как трудно воссоздать картину, видимую автором англ.текста. Поэтому несовсем доволен своей работой на этот раз - надеюсь она получилась не слишком ангстовая.
ПС: Шестая глава самая большая в цикле, поэтому на обработку может уйти чуть больше времени, чем предполагается. Но я постараюсь доделать как можно раньше, ибо на этот раз ни монитор ни праздники не помешают
Спасибо за ожидание! Приятного чтения!~
читать дальше
Время: Март 1941.
Альфред долго стоял на месте после того, как Англия удалился, и не сводил глаз с захлопнувшейся двери, будто ждал, что его собеседник вот-вот вернется. Но никто не приходил, даже люди с этажа, которых вроде бы должны были потревожить их крики, либо оставались равнодушны, либо действительно отсутствовали. В тишине Америка понял, что остался совсем один. Снова. Но так было лучше, ведь он всегда был один.
Одернув воротник куртки, он неожиданно сорвался с места и устремился к окну, больно прикусив губу, едва сдерживая себя, чтобы не начать выкрикивать проклятия. Злость, однако, неожиданно улетучилась, оставив место разоружающей усталости – от города, от этого здания, от всей страны.
- Я ненавижу это место! - прошептал Альфред, сжав собственное предплечье, чтобы не замахнуться и не ударить кулаком в раму, потому что знал свою силу, он сто процентов выбил бы все окно. Германия и так постарался здесь на славу, ни к чему было вносить ещё и свою лепту, поэтому Америка сдержал порыв. Его очень скоро утомил вид из окна, и, чтобы не разозлиться сильнее, он отвернулся, уставившись в пол. Альфред не помнил, как подался вперед и оперся на стол, зажмурившись, он лишь старался не думать ни о чем. Разгоряченный пульс мучительно долбил в виски, из-за чего болела голова, и даже прижатая ко лбу ладонь не приносила облегчения. Разум как будто находился на пике невообразимого прозрения, и все вокруг кричало, чтобы он сосредоточился, настроился, чтобы узреть истину…
Нет, Альфреда не интересовала эта истина. Сжав обеими руками край стола, он настойчиво отгонял любые мысли. Он не хотел ничего знать.
Напряженно вжав голову в плечи, он уставился на поверхность стола. В поле его зрения тут же попали разбросанные комки бумаги, которые Англия не так давно бросал в него, и Альфред с растущим любопытством потянулся, чтобы расправить одну из них. Хотя он понял с первого взгляда, что вернуть документу первозданный вид уже никак нельзя, пальцы его будто бы сами двигались. Попытка стоила того. Даже если все разваливалось, попытка всегда стоила того. И Альфред даже практически распутал плотный бумажный узел, когда в конце концов понял, что рвет его на середине каких-то строчек. С усталым вздохом он кинул комок обратно на стол, и невольно начал ходить взад вперед по кабинету, то и дело наклоняясь, чтобы подобрать ещё комки и бросить их на стол. Альфред пытался снова расправить их, держа бумагу аккуратнее, двигая пальцами более бережно, и снова листок расходился на неровные части, но Альфред не сдавался. Он не смел вчитываться в слова, чувствуя как от одной мысли о военных договорных записях болезненно сводит живот. Он тщетно пытался отвлечься, чувствуя себя на грани уныния, почти истерики. Его руки не переставая дрожали, а внимание прыгало от одного предмета к другому лишь бы не слышать голос Англии, который до сих пор звучал в ушах. Америка с досадой бросил очередной листок бумаги и попытался восстановить дыхание, оглядывая интерьер. Глаза блуждали вдоль все тех же полок с книгами, пока не остановились и не уцепились за глобус – за бежевое пятно материка Северной Америки на нем, которое будто подзывало к себе.
Домой.
Руки сжались в кулаки, и Америка едва сумел расслабить их. Англия отправил его домой. Прогнал так решительно, будто на самом деле никогда в нем не нуждался.
- Я для него не важен, - пробормотал Альфред. Было ясно, что Англии нужен не он, а его помощь. - Он ведь даже не назвал меня по имени… - невесело усмехнувшись, он прикрыл глаза и ненадолго задержал дыхание. - Англия, - что ж, сам Америка тоже сомневался, что смог бы назвать его вслух иначе. – Мне наверное и в правду пора домой… Сделаю ему одолжение.
Америка не с первого раза попал в карманы брюк. Он был разбит морально и зол даже на собственную дрожь в пальцах. Некоторое время он стоял на месте, глядя в пол, а затем резко выскочил за дверь, намереваясь покинуть здание, прежде чем какая-либо сумасшедшая причина или постороннее вмешательство могли бы его остановить.
Альфред не мог больше здесь оставаться. И почему он должен, если двери Лондона навсегда для него захлопнулись?
* * *
Альфред подозревал, что Уинант сразу догадался, насколько неважно прошла беседа с Англией. Возможно, даже сам британец не удержался от грубого комментария по поводу этого в кругах парламентских чиновников, и рассказ дошел до ушей американского посла. Но так или иначе, Уинант вежливо молчал, и Альфред мог лишь по достоинству оценить его тактичность, так как посол никогда не лез к державе с расспросами. Они вообще никогда не сталкивались лбами, пусть Уинант тихо осуждал Америку, он никогда не говорил об этом вслух. Уж лучше посидеть в напряденном молчании, чем выяснять, кто прав. Альфред большую часть времени все равно проводил возле окна, рассматривая город, и представляя, что он дома, а не здесь – в опустошенной разрушенной стране.
.. всего лишь вопрос времени…
Слегка стукнувшись лбом о стекло, Альфред прижался к окну лицом. Оставаться в Лондоне больше не имело смысла, раз разговор с Англией закончился конфликтом. Нужно было уехать, все равно Уинант лишь использовал его, надеясь на перемену во мнении народа. Тщетно. С каждым днем Альфред только больше терял связь и прирастал к чужой почве. Так было со всеми странами, кто слишком долго находился вдали от своей территории, поэтому он жаждал поскорее вернуться домой, где не надо сидеть в темноте каждую ночь в ожидании нелегкой участи, где население не подвергалось опасности взрывов, и каждый спал спокойно, не боясь за своих детей, братьев, мужей и жен. Домой, где не было голодных умирающих людей, отстаивающих в бесконечной очереди за пропитанием, одеждой или единственной промокшей пачкой сигарет. Альфред и сам готов был практически на что угодно за сигарету, которые у него давно кончились.
Он был совершенно оторван от мира, к которому принадлежал, и ненавидел это ощущение. Америка не злился, он говорил себе, что дело вовсе не войне, тем более не в Англии. Что это просто стресс и больше ничего и что на самом деле ему все равно. Ему всегда было все равно. Страна не вызывала в нем ничего кроме желания забиться в угол, свернуться в комок и переждать этот кошмар. Если Британская империя не имела смелости ослабить свое самолюбие и прямо попросить Соединенные Штаты о помощи, а не высокомерно намекать о давнем должке, то с какого перепугу он, Альфред, должен был под них подстраиваться? Тем более если Англия не нуждался в нем самом, а только в его ресурсах и деньгах. Он сказал ему идти домой, пусть теперь подавится своими же словами!
- Домой, - едва слышно прошептал Америка, слыша как капли дождя барабанят в стекло и раму, будто в насмешку над его мыслями. Он вполне мог бы все забыть и притвориться, что никогда не был здесь, что все это вовсе и не с ним творится.
..Америка, я не прошу тебя о помощи…
Все слова в итоге оказались пустой тратой времени…
Альфред зажмурился, сильнее вжимаясь лбом в холодную поверхность стекла. Капли дождя стекали в миллиметре от лица, из-за чего Альфреду казалось, будто вода бежит прямо по щекам, смывая жар.
Домой.
Постучав в дверь, Уинант после вежливого ожидания тихо отворил её и прошел на порог. В комнате заметно потемнело из-за туч, однако в сумерках посол все равно безошибочно увидел задумчивую фигуру Альфреда у окна.
- Известия от президента? – спросил тот вместо приветствия, оглядываясь на посла и лучезарно улыбаясь. Уинант отрицательно покачал головой, он нес подмышкой какие-то бумаги, очевидно, снова взял работу на вечер. - А телеграф? – добавил Альфред и получил тот же ответ. Вздохнув, он отвернулся обратно к окну, а посол, больше не глядя в его сторону, углубился в изучение документов.
С каждым уикендом президент поддерживал с ними связь все реже, практически не звонил, а почта за все время их пребывания в Лондоне ещё не приходила. От этой мысли Альфреду показалось, что Вашингтон стал от него ещё дальше. Какие ещё могли быть причины такой игры в молчанку? Где гарантии, что о них не забыли в Белом Доме? Хотя такие догмы даже Альфреду казались детскими.
Можно было написать письмо Первой Леди, однако Альфред понимал, что открытка с пожеланием «всего наилучшего из Лондона», учитывая, что она скорее всего даже не дойдет, было не самой удачной идеей.
Нет, писать ей он не станет.
- Наверное, корабль с почтой опять не дошел, - буднично предположил Америка, и Уинант замер над документами.
- Да, - после паузы отозвался он, и это единственное слово прозвучало не как ответ, а как мучительная скорбь по людям и по самой ситуации.
Альфред промолчал. Тревожиться из-за страны, которая отослала его куда подальше – ну конечно! Англия не был в бедствии, он был просто упрямым ослом, ищущим повода устыдить страну-соседа, бывшую когда-то его колонией. На эти трюки западет теперь лишь только идиот, Альфред не собирался второй раз быть под контролем. Если его кто и контролировал, так это его собственный конгресс, сам Альфред был не более чем пешкой, застрявшей между категоричными позициями верхушки – отказом от вовлечения в военный конфликт, - и целеустремленным общим желанием людей помочь британцам. Никто никогда прямо не интересовался, сколько влияния имеет сам Альфред – если б спросили, то узнали, что немного. Америка мог только защищать и оберегать мнение людей и не более.
Дождь не прекращался.
Рассматривая прозрачные капли, бегущие по обратной стороне стекла, Америка внезапно подумал о том, где рождается дождь, как появляется практически из ничего далеко в чистом небе, где нет ни людей, ни криков, ни бомб. Он захотел вдруг оказаться где-нибудь, где было видно только звезды, которые любил считать, разглядывая созвездия.
Альфред скучал по звездам. Почти что так же, как скучал по дому.
- На почту ничего не приходило? – спросил он, зная, что вопрос скорее прозвучал отчаянно, чем заинтересованно. В окне он видел, как собственное отражение в негодовании хмурится. Когда Уинант зажег свечку у него за спиной, осветив комнату, стало заметно, как стремительно темнело. Вечерний город давно провалился в дождливую ночь.
- Пришла только газета, если тебе интересно, - отозвался посол, бегло кивнув в сторону дальнего угла гостиной. Альфред молча поднялся, давно уже отвыкнув от чтения газет, если вообще не от повседневных дел. Последние два дня он провел в особенно глубоком самокопании, взвешивая и расставляя факты, оценивая мнимые и реальные возможности, и просто не было сил вникать во что-то ещё из вне.
Он подхватил газету с тумбы и, сбросив ботинки, забрался в кресло с ногами. Развернув первую полосу, Америка обхватил руками колени и с энтузиазмом принялся за чтение. Практически ни одна статья не обошлась без упоминания имени Уинанта, и Альфред этому не удивился. И все же большая часть написанного была посвящена войне: комментарии, рассказы, реальные потери и поминки погибших. Боль, унижение, голод. Смерть. Что ещё можно было ожидать от прессы Лондона?
Устало вздохнув, Альфред продолжил чтение, так как не знал, что ещё можно делать в оставшиеся несколько часов.
И вдруг он прыснул, почти что подавился. Оторвавшись от работы, Уинант обеспокоенно взглянул на него, однако в следующую секунду видел перед глазами лишь страницу газеты, которой Америка настойчиво тыкал ему в лицо.
- Они. Меня. Ненавидят! - выдохнул Альфред, и его голос прозвучал больше болезненно, чем злобно. Уинант озадачено нахмурился, и тот затараторил громче:
- Они… Они ставят меня на один уровень с Италией! С Италией! Эта страна в составе Оси! Это их враг!!!
- Альфред… - посол, не говоря ни слова, поднялся из-за рабочего стола и обеспокоенно сжал его плечо, не до конца понимая, о чем речь.
- Они меня ненавидят! – перебил его Альфред, вновь размахивая перед лицом посла газетой.
- Кто ненавидит? – спокойно переспросил Уинант, не в силах прочитать ни строчки на скомканной тонкой бумаге.
- Все они!!! Британцы! Король! В-все! – Альфред все больше злился из-за того, как откровенно истерично срывался его голос. Руки дрожали, поэтому он сомневался, что Уинанту удастся разобрать текст. - Газетчики… они устроили соцопрос, где спрашивали британцев… спрашивали о том, какой стране они симпатизируют, - Америка перевел дыхание.
- И что же? – спросил Уинант, все ещё пытаясь прочесть то, что красовалось на смятой странице.
- Я последний в списке!!! – крикнул Америка, резко отвернувшись и опустив газету, будто собирался кинуть её на пол, но вместо этого сжал в кулаке. Сдвинув брови и сложив руки на груди, он стремительно зашагал по комнате, пока не оказался возле окна, за которым уже практически не было видно города. - Они относятся ко мне, - добавил он уже не так громко, - точно так же, как к Италии – союзнику нацистов, черт возьми! – на этот раз он не сдержал крика и таки бросил газету в мусорную корзину, которую здесь же пнул, так, что она откатилась к ногам Уинанта. Последним из уст Америки вырывалось грязное ругательство, прежде чем он окончательно затих и устремил свой негодующий взор за окно. Из-за контрастного света свечи его взгляд сфокусировался на отражении, которое он видел теперь очень четко. Злобное выражение его лица казалось ему незнакомым, постаревшим, худым и осунувшимся.
- Ты их винишь в этом? – спросил посол после долгой паузы.
- Я… - Альфред испустил протяжный выдох, потеряв мысль.
- Или ты хочешь, чтобы Великобритания тебя обожала? – добавил Уинант, пытаясь успеть выразить свои слова раньше, чем его снова перебьют. - Неужто тебе проще ненавидеть их, потому что они ненавидят тебя?
Альфред молчал, невидящим взором глядя на собственное отражение, затем вновь прислонился лбом к прохладному стеклу. Меньше всего ему хотелось снова говорить с послом на эти темы, что заставляли слишком глубоко копать как в прошлое, так и в настоящее. Он ненавидел даже мысль о том, чтоб снова смотреть в собственные прорехи и изъяны, которые едва хватало воли, чтобы забыть.
- Слушай, посол… - Альфред отошел от окна. - Зачем я здесь самом деле?
- Здесь…
- Ты ведь меня просто используешь, так? – перебил Альфред, но не намеренно. В его словах не было ни злости, ни тени осуждения, однако сам он чувствовал, как отступает, обороняется, как в душе вырастают стены отчуждения, с которыми ему становилось легче говорить и думать. Он развернулся, встретив уверенно взгляд собеседника. - Ты ведь надеялся, что мое присутствие скрасит общественное мнение.
Уинант не отвечал, поэтому Альфред продолжил.
- Я – воплощение своего народа, а не они – меня. Я не могу изменить их, ибо это возможно только в одну сторону… Так что ты знаешь, что ничего не выйдет. И раз от меня нет реального толку, зачем я здесь? Я не смогу изменить ход войны, как и не смогу поменять мнение конгресса… У меня меньше власти над собственными людьми, чем даже у тебя.
На несколько минут оба снова впали в молчание.
- Альфред… - со вздохом начал Уинант.
- Я тебе тут не нужен, - констатировал Америка.
- Тогда кого ты сейчас обманываешь?
- Я говорю как есть, - спокойно отозвался Альфред, - А истина в том, что я нейтрален.
- Альфред… - голос посла ещё более смягчился, - Зачем ты отрицаешь правду?
Америка покачал головой.
- Я ничего не отрицаю. Я знаю, как ты беспокоишься и хочешь помочь людям. Но я хочу другого… Я хочу… - он попытался сформулировать мысль, но внезапно понял, что не знает, что говорить дальше. А знал ли он, чего хочет на самом деле. - Я… Я просто…
Шли томительные секунды молчания, но ни один из них не делал попытки продолжить диалог. Альфред ощущал каменное напряжение в плечах, которое уже давно не проходило, да он на это и не надеялся.
- Я не хочу и не смогу принять чью-либо позицию. Я нейтрален! И знаю, что не имею права осуждать их за ненависть ко мне. Но… Мне все равно эта ненависть неприятна… И я не собираюсь помогать какой-то стране за океаном, с которой я совершенно не контактировал на протяжении столетий. Неужели им так трудно понять, что я просто не хочу рисковать жизнями своих людей?
- Все не так просто, как ты думаешь, Альфред, - почти ласково отозвался посол. Америка разочарованно вздохнул и отвернулся, во время каждого такого разговора он почти задыхался от невысказанных слов. В Вашингтоне Альфред наоборот порой стыдился собственного красноречия, в Лондоне же он почему-то не мог выразить и половины своих мыслей. Хотя не все эти мысли были для него самого понятны. И он не был уверен, что сможет вынести ту правду, которая всплывет.
Неуютно поежившись, он внезапно прижал ладонью с боку к шее, чувствуя, как вибрируют голосовые связки и трахея при дыхании. Вопреки всем своим словам он видел и осознавал правоту Уинанта и Англии, и чем больше думал об этом, тем больше содрогались стены уверенности. Америка не хотел меняться, даже если это значило идти против всего, на чем свет стоит, или даже против самого себя. При этом понимал как никогда, что все уже не может быть таким, как раньше. Он не был готов ни к мысли, ни к осознанию факта, ни к ответственности. Ни к войне.
- Я бы отдал сейчас все, чтобы вернуть время и остаться дома… и не соглашаться на эту поездку, - тихо проговорил Альфред, не открывая глаз, не желая знать, как выглядит лицо посла в этот момент. - Если даже он не в состоянии просить о помощи и просто отослал меня домой, то за каким чертом я ещё сижу здесь? Британцам давно уже пора оставить меня в покое, а не пытаться обвинять или давить на жалость! – он глубоко вдохнул и выдохнул. - Почему всем так надо, чтобы я был здесь?.. Чего хорошего это дает?.. Эта война… она никогда не была и не будет заботой Штатов!!
- Все не так просто, как ты думаешь, Альфред, - повторил посол тем же ласковым тоном, который выжигал Альфреду душу.
- Но я же!.. - руки тряслись так, что он не мог держать их в карманах. Сердце судорожно колотилось, не давая восстановить дыхание. - Я знаю, знаю… Знаю, что все не так просто… Да, эта война меня заботит, потому что в конце концов не все американцы равнодушны! Но мой народ… они просто не хотят видеть, как умирают их близкие! Поэтому… Поэтому… я не знаю.
Чем больше Альфред говорил, тем больше мысли путались.
- Прости меня, мой мальчик, - Уинант подошел, и когда Америка поднял взор, то увидел, что лицо посла было невероятно печальным. - Возможно, я и эгоистично поступил, заставив тебя поехать со мной. Но, Альфред, я вовсе тебя не использую. Я только хочу, чтобы ты наконец вышел из изоляции… Ведь иначе тебе не выжить в этом мире.
Америка незаметно отстранился, прежде чем посол мог бы коснуться его плеча.
- Как ты можешь знать, что для меня лучше, если ты всего лишь человек? – резко спросил он. - Ты прожил меньше меня в четыре раза, откуда тебе знать, что это такое – жить очень долго? И если уж на то пошло, я лучше чувствую американский народ. Их и меня вполне устраивает то, как страна живет сейчас, - он остановился на секунду и, с силой отбросив сомнения, сжимающие горло, продолжил. - Если этот мир действительно такой, как ты говоришь, то я не желаю быть его частью! И ты не тот человек, который сможет убедить меня в обратном!
Перед тем, как Уинант мог подобрать слова, чтобы вновь сокрушить его внутренний мир, Альфред стремительно вышел из комнаты, хлопнув дверью. Ему было плевать, насколько глупо прозвучали его заявления и как по-детски выглядел его жест, потому что ещё немного, и он окончательно сломался бы.
Он бесцельно бродил по улице, считая сломанные фонари или пиная камушки, ругая себя за мысль о сигарете, которую не хватало совести искать в этом городе даже за деньги. Когда солнце окончательно скрылось за горизонтом, Альфред поспешил вернуться на Гроувер-сквер, ибо в ином случае уж точно заблудился бы в ночи.
Уинанта в апартаментах не оказалось, чему Альфред был только рад. Добравшись до кровати, он уснул практически мгновенно и спал гораздо дольше обычного. Разум цеплялся за мутные образы дома, который был слишком далеко даже во сне – за целым океаном.
* * *
Следующие несколько дней Альфред провел вдали от посольства на пустынных тротуарах Гайд-парка. Здесь он мог спокойно думать о своем и хотя бы на время представить, что в мире нет больше никого. Не намереваясь пропустить возможные звонки от президента, Альфред не стал скрывать от сотрудников посольства свое местонахождение. Он ждал, надеялся, что наконец у его боса появится причина отозвать его обратно, чтобы он мог наконец вернуться и ступить на свою родную почву. Однако почта так и не шла, а все звонки из США оказывались всего лишь техническими сообщениями для диспетчеров, и в глубине души Америку это нисколько не удивляло. Только надеяться он не переставал.
Его вполне устраивал Гайд-парк, в котором можно было хотя бы на время спрятаться от городской разрухи, пусть и по всем параметрам, как думал Альфред, его собственные парки были намного красивее. Дома он очень любил быть в окружении людей, тогда как за пределами своей территории его пугала сама мысль об этом. Сейчас вид даже просто одного прохожего мог дерзко нарушить и без того слабое ощущение мира и покоя. Альфреду и одному было хорошо, а мир хотелось послать ко всем чертям, пусть это и было намеренным уходом от ответственности.
В этот день, когда Альфред по привычке петлял в переулках, избегая главной дороги, не желая сталкиваться или говорить с кем-либо, он не заметил, как заблудился. Однако факт этот ему даже нравился. На улице было далеко не жарко, и, когда Америка прислонился спиной к одному из толстых вековых деревьев, сырость от коры дерева тут же ощутимо разлилась по коже, пропитав рубашку. И все же Альфреду не хватило злости, чтобы действительно вознегодовать. Запрокинув голову, чувствуя затылком жесткую кору дерева, он видел сквозь корявые ветки и редкую первую листву, пасмурное серое небо. Весна уже готова была вступить в свои права, однако принесла с собой поистине противный нескончаемый ливень. Запах города был сперт и влажен, даже здесь, в парке среди деревьев не пахло по-настоящему свежо, как пахло бы в диком лесу или в горах.
Альфред с щемящей тоской вдруг вспомнил о своих горах, в которых хотел оказаться, в которых он мог бы не ощущать этого городского смрада.
- Да уж, у тебя тут вряд ли найдется такое, - не отрывая хмурого взгляда от неба, сказал он. - Ты и так слишком мал, а теперь ещё и слишком разрушен. А от твоих красивых ландшафтов скоро не останется ничего кроме рытвин…
У Америки с детства сохранилось представление от Англии, как о стране с бесконечными просторами зеленых холмов и полными дрейфующих лилий красочных прудов. Теперь, если он думал о географии Великобритании, то видел лишь заколоченные окна домов, тяжелые осадки пыли в воздухе, окруженные колючей проволокой мешки с песком вокруг правительственных зданий, торчащие наружу, как кости, каркасные балки строений и кучи обломков. Исчезло былое изящество, осталась только голая пустошь, которую никак нельзя было назвать красивой. Все краски стали серыми, а живое постепенно превращалось в мертвое. Неизвестно, сколько Англия ещё сможет протянуть, пусть даже люди и верили в свое спасение.
Альфред едва мог припомнить, какой эта страна была за пределами городов, какие животные там водились или какие растения росли. Хотя даже если бы он вспомнил, все это наверняка поменялось за две сотни лет – а после блиц-Крика и подавно. Чаще ведь именно Англия приезжал в «Новый Свет», а не наоборот.
Нахмурившись, Америка со злостью выдохнул и опустился рядом на газон. Открытыми участками рук он тут же ощутил холодную влагу травы. Растянувшись на спине, он через некоторое время повернулся на бок. Погоду все ещё было трудно назвать теплой даже для прогулки без куртки, тем более для валяния на холодной земле, и Америка подозревал, что вскоре может сильно замерзнуть. Однако он не хотел строить предположения, он хотел жить, не задумываясь о завтрашнем дне.
Жить.
Травинка щекотала ему нос каждый раз, когда Альфред вдыхал и выдыхал. Улыбнувшись, он дунул на неё и стал смотреть, как она, отклонившись в обратную сторону, стала покачиваться туда-сюда под тяжелыми каплями росы. Америка прикусил губу.
Англия больше не был таким, как раньше. Не был таким, каким было привычно его видеть.
Задумчиво водя ладонями вдоль редкого газона, Альфред собрал небольшой клочок травы пальцами и потянул, ощущая приятный шелест вырываемых ростков. Лицом он почти горизонтально уткнулся в травяной покров, ощущая, как приятно влага от росы холодит веки и скулы.
Англия поменялся, но остался таким же. Хотя любой бы сказал, что с каждым днем его выдержки уже едва хватает, чтобы дожить до следующего утра, он не менялся в своей непоколебимости и упрямстве. В памяти Альфреда живо всплыл голос Мэроу, который повествовал о смелости и поразительной невозмутимости лондонцев перед лицом смертельного врага. Однако люди все равно умирали и все равно теряли надежду – Альфред видел это по их исхудалым фигурам так же четко, как по потемневшим лицам. Они нуждались в помощи. И с завидной самоуверенностью ждали её ни от кого-нибудь, а от Соединенных Штатов Америки. Для Альфреда это оставалось загадкой – ведь он знал свой конгресс и свой народ, все это было невозможно. И вновь он напоминал себе, что ему все равно, что это, по крайней мере, не его дело: решения конгресса или тем более страдания британского народа. Америка не должен был беспокоиться без видимой на то причины, ведь все мосты были сожжены ещё в тысяча семьсот семьдесят шестом. Он обещал себе, что больше никогда не поведется на хитрости англичан.
Англии больше нет.
Альфред отвернулся от газона и, вытянув слегка шею, вгляделся в небо. Серая масса облаков безвольно двигалась между ветками, на которых начали набухать первые зеленые почки. Дерзкий шаг природы против времени года.
Америка вдохнул и лег на спину, полностью закидывая руки за голову. Тыльные стороны ладоней тут же захолодила роса, а пальцы нащупали травинки и рыхлые куски земли в волосах. Но не чувствовал неудобства и даже не стал смахивать воду с очков, которые давно запотели от сырости. Вместо этого Альфред уперся пятками в низкий бордюр и смахнул с ног ботинки, даже не посмотрев, куда они отлетели. За ними же следом отправились и носки. Воздух был не менее холодным, чем земля, на которую он опустил оголенные пятки и в которую зарылся пальцами ног. Он не чувствовал под собой травы или почвы, он чувствовал Англию, ощущал всем своим существом обширную территорию и то, как собственное дыхание резонирует с незримым ритмом самой земли. Закрыв глаза, он почувствовал, будто проваливается в неё.
Мне ПРАВДА все равно.
Прогнувшись в спине, Альфред медленно вытянул ноги, ощущая каждую травинку, которая касалась его лодыжек, собиралась между пальцами и щекотала пятки. Он растянулся во весь рост и содрогнулся от холода. Одежда уже давно промокла и для мартовского утра была нешуточно холодной на ощупь.
- Как это все глупо, - сказал Америка, не зная, что именно это характеризовало. Через секунду он резко поднялся, отряхнул заледеневшие пальцы ног и, надев носки, вновь спрятал их в ботинки. Не отпуская шнурков, он накренился вперед и спрятал лицо в коленях. - Как это все… глупо, черт! – Альфред упал обратно на спину и закрыл лицо руками, чувствуя, как дужка очков болезненно врезалась в переносицу, однако, не пытаясь ослабить давление. Ему хотелось найти способ заглушить звуки и стереть из памяти виды, пейзажи этой страны, на которую ему должно быть наплевать.
Мне все равно, черт возьми!
Ему хотелось убить свою извечную привычку думать обо всем вокруг, размышлять о всевозможных сторонах ситуации, в которой скорее не было смысла, как такового.
Я в нейтрале! Я не хочу и не стану об этом волноваться!
Нужно было поставить точку, утвердить свою позицию и держаться за неё. Сказать, что ему плевать и действительно не соврать.
Я не должен об этом волноваться!..
Принять решение окончательно, пойти в посольство и потребовать организовать отъезд домой, в Вашингтон сегодня же. Хватит уже этого цирка, хватит притворяться. Альфред жаждал оттолкнуть всех этих ненужных людей, послать им всем финальный издевательский привет за неудачную попытку манипулировать им и быть таковым.
..Англии больше нет…
И все же, если задуматься – серьёзно задуматься – о настоящих причинах, то глупость ситуации оборачивалась для Альфреда иной стороной. Глупым здесь был не британский народ или его конгресс, Америка понимал, что глупым все это время был он сам. Однако проще казалось умереть, чем признать это перед кем-то другим.
Это всего лишь вопрос времени перед тем, как…
- Нет, ты не можешь пасть, - услышал Альфред собственный шепот, прежде чем отдать себе в этом отчет. - Ты не можешь, - Америку трясло от холода, и он обнял собственные колени, сжавшись в комок. - Ты сильный. Ты… Ты не можешь пасть, - голос дрожал, из-за чего последующий тяжелый вдох был похож на всхлип. Альфред зажмурился, его мысли разбегались, как рассыпанные по полу бусины.
Это было просто невозможно, чтобы Великобритания действительно пала. Да эта нация слишком уперта и честолюбива, слишком сильна для такого нелепого конца. Нереально уже было то, чтобы всех до единого англичан перебили, ведь люди были живы до сих пор, они двигались, они говорили. А значит, Англия тоже должен быть жив, должен дышать, как они. Несмотря на его усталость и его истощенную мину, на его жалкие попытки удержать все воедино, как скрыть дырки и заплатки на своей военной форме. Даже несмотря на то, что державы тоже не были бессмертны.
- Англия, ты просто не можешьпасть.
* * *
Америка не помнил, сколько времени так просидел, сжавшись в комок, чувствуя себя так более защищенным, чем даже если был одет в доспехи. Однако пусть он и готов был просидеть так целую вечность, его уединению не суждено было быть долгим.
- Альфред?
Америка вскинул голову и тут же различил нависшую над ним тень от зонта. Перед ним стоял Уинант, слегка наклонившись к своей державе, через свободную левую руку был перекинут осенний плащ.
- Привет, - улыбнулся ему Альфред и хрипло прокашлялся. Тело била крупная дрожь, даже при желании он не мог скрыть, что чудовищно замерз. Однако улыбка сопровождала его слова всегда, появляясь уже практически на автомате.
- Что ты тут делаешь? – нахмурившись, спросил посол.
- Просто… отдыхаю, - Альфред поежился в попытке согреться. - Мне трудно дается общение с местными. Одни хотят одного, другие другого. А я не могу сказать им, кто я на самом деле. В общем, это сложно. Не представляю, как другие державы с этим справляются.
Он намеренно не смотрел Уинанту в глаза, поэтому не сразу заметил, как мужчина присел рядом и накинул на дрожащие плечи державы свое пальто. Альфред тут же укутался в теплую ткань.
- Никто тебе не скажет, кем тебе быть, а кем не быть, - сказал посол.
- Я знаю, - Альфред вздохнул. - Скажи мне…
- Что?
Облизнув пересохшие губы, Америка искренне надеялся, что ему придут нужные слова, однако разум был всё ещё переполнен мыслями и пестрыми картинами, в которых было слишком много Англии и слишком много тоски по дому.
- Они… Британцы правда меня ненавидят? – тихо спросил Америка, тот час возненавидев свой голос, который отражал несвойственную ему робость. Это было глупо – даже тот факт, как он мучился этим детским вопросом все эти дни. Однако кому как ни Уинанту, он мог его задать. Даже если посол использовал его, Альфреду, по сути, было некому больше доверять.
Посол приподнялся, невольно соприкасаясь с державой плечом, и Альфреду вдруг стало спокойнее. Он всегда чувствовал особенное умиротворение, находясь рядом со своими людьми, даже если был за тысячи миль от своей земли, в другой стране, в другом мире.
- Мне так не кажется, - ответил Уинант.
- Но ведь газетчики…
- Это всего лишь цифры на бумаге, - было непривычно слышать, как посол мгновенно подбирает слова не только чтобы успеть за быстрой речью Альфреда, но и чтобы перебить его. - А цифры - это не ты… И тем более не сэр Кёрклэнд.
Встрепенувшись, Альфред тяжело откинулся спиной на ствол дерева и стал озадаченно рассматривать дырки для пуговиц на краешке пальто. Он нахмурился, невольно подумав о том, каким, должно быть, рваным и потрепанным сейчас выглядит точно такое же пальто у Англии.
- Слушай…
- Что? – снова терпеливо отозвался Уинант.
- Англия ведь в итоге падет?
Посол улыбнулся и без запинки ответил:
- Нет.
- Почему ты так уверен?
-Я был здесь после того, как пала Франция, - кивнул полос. – Ты, верно, слышал об этом.
- Да, - ответил Альфред.
- Когда последняя держава Европы была осаждена, англичане не потеряли присутствия духа, и даже сейчас, несмотря ни на что, не теряют его. - Уинант закрыл глаза, повисла пауза. С неба упали первые мелкие капли дождя, и посол раскрыл зонт, который держал в руках, занеся его на головами своей и Альфреда. - Они не сдадутся.
- Но что, если… - начал Альфред, но прикусил язык, когда Уинант отрицательно покачал головой.
- Британский народ невероятно сильный, они выстоят, Альфред.
- Да нет… - Альфред думал вовсе не о людях, терпящих бедствие, а о ехидном упрямце с прожигающими зелеными глазами и хитрой ухмылкой, которая злила подчас как его врагов, так и союзников. Америка действительно запечатлел в памяти все эти года. Он помнил направленное ему прямо в лицо дуло мушкета перед тем, как Англия упал перед ним на колени в грязь. Помнил Первую Великую войну: сырые окопы, волосы, прилипшие ко лбу, винтовку, прижатую к груди, и хмурый сосредоточенный взгляд. Он помнил грозную полуулыбку, говорящую без слов «сейчас я вам покажу, шавки тупые, кто здесь главный!», которую он видел у Англии – у Артура – каждый раз перед боем на море. Вольный океанский ветер развевал британский флаг у него за спиной, гуляя в его волосах и перьях на шляпе. Альфред помнил кровь, стекающую со лба британца и теряющуюся в воротнике одежды, перемешивающуюся с потом и слезами. Помнил силу, мощь и непоколебимую целеустремленность. И именно это в Англии останется с ним навсегда.
- Для оккупированных стран – британцы олицетворяют луч надежды, - тихо продолжил Уинант. - Все верят, что, несмотря на гнет нацизма, захлестнувший Европу, страдания не будут вечными.
Альфред уже не замечал длинных пауз или того, как по привычке приготовился ждать.
Однако Уинант молчал недолго.
- Сейчас Англия – как финальный гарнизон, как поле для последней битвы. Именно поэтому у павших держав все ещё есть надежда. Они не сдаются потому что Англия не сдается… Даже после стольких месяцев борьбы с Германией в одиночку страна не отступает. Стоит ли после этого удивляться усталости и подавленности людей? Ведь даже сейчас они готовы стоять до последнего.
Альфред содрогнулся от озноба и прошептал:
- Знаю.
- Ты бы мог многому поучиться у своего заботливого покровителя.
На этот раз Америка вскинул на него удивленный взгляд, но посол лишь как всегда улыбнулся ему и поднялся на ноги, держа зонтик над ними обоими. Он протянул Альфреду руку, и тот, нахмурившись, нехотя взялся за неё, вставая и отдавая теплое пальто обратно. Уинант передал ему зонт, чтобы одеться.
Альфред понимал, к чему ведет разговор. Знакомый холодок поднялся в желудке, когда он вспомнил о том, что так боялся поднимать из памяти, и именно поэтому всегда твердил, что ему все равно.
- Моего… заботливого покровителя? – он почувствовал, как рот растягивается в кривой усмешке, поэтому сперва запнулся, - Может ты хотел сказать… тирана? - хотя Америка не до конца верил в свои слова, он не мог снова позволить себе волноваться об этом. - Англия скорее был жестоким эксплуататором, чем заботливым покровителем.
- Как это печально, - Уинант умел говорить так, что его спокойный тон устыжал и без сарказма.
- В смысле? – недоуменно спросил Альфред, когда не услышал ожидаемого разъяснения.
- Ну, разве ты не видишь, - поправив лацканы пальто, посол пошел вперед, и Альфред последовал за ним, держа зонт на головам их обоих, хотя при его росте об этом можно было не беспокоиться, - весь мир переживает сильнейший кризис в истории, а две страны, которых связывает общее наследие, история и, в конце концов, язык – не могут объединить силы.
Америка не нашелся что ответить, и Уинант продолжил:
- Их ослепляет предосудительность, которая после Первой Мировой Войны стала только глубже. Они просто не хотят понимать друг друга…
- Но Англия…
- Я знаю, Альфред, знаю, - вновь мягко перебил державу Уинант, - виноват здесь не только ты, ибо сэр Кёрклэнд сам невероятно упрям. Это более чем заметно по британскому народу.
- Да уж, - отозвался Альфред, но вспомнил вовсе не людские лица.
- Однако не забывай, - сказал посол, когда они остановились у дороги, лежащей за пределами Гайд-Парка, - что твоя твердолобость не уступает его. Хотя, я полагаю, ты и так все понял сам.
Альфред почувствовал, как вспыхнули щеки.
- Я не… - он прокашлялся, - я не понимаю, о чем ты.
- Я и не жду, что ты поймешь, - отозвался Уинант.
Я не прошу никого о помощи, Америка.
Пару кварталов они шагали молча, и Альфред, прикусывая губу, снова невольно смотрел по сторонам - на разрушенные или готовые вот-вот рухнуть здания, людей, которые вопреки смертельному истощению по прежнему в почтении снимали перед ними шляпы. Город, который был обречен, распадался, шел трещинами – совсем как швы на мундире самого Англии - нес в себе больше уверенности, чем чувствовал сам Альфред. Этот город странным образом показывал ему, что он в действительности больше похож на ходячий труп, чем люди вокруг.
И этот факт вовсе его не беспокоил. Нет, Америка должен был просто наблюдать со стороны, смотреть, но не ввязываться. И ни за что не опускать нейтралитет. Тем более если речь шла об Англии, о котором он на протяжении десятков лет даже не вспоминал, чего уж говорить о том, чтобы волноваться. Старый, вечно критикующий всех, консервативный ворчун, который после всего назвал Америку ещё и бесполезным. Не следовало даже и предлагать помощь. Не следовало вообще приезжать сюда, раз Англия не хочет его видеть. Америка ведь ненавидел его тоже, так что следовало разорвать связь с этой бестолковой нацией, живущей на никчемном островке, уже давно.
Уезжай домой, Америка.
Давно пора было. У Альфреда ведь теперь была своя жизнь, у Англии – своя, так пусть он сам с ней разбирается или умрет кому-нибудь на радость. И когда он падет, Америка не поведет и ухом. Он уедет не просто из страны, он уедет, чтобы никогда больше не обернуться.
И где-то в глубине души Альфред отчетливо осознавал, что это ложь. Что, раз уж эти мысли ещё не покинули его, значит, пора было взглянуть правде в глаза. Он напрасно пытался не думать, или забыть о том, что колыхалось в сигаретном дыме, заполняющем его рабочий кабинет, и что так явственно просвечивало в речи Уинанта, которая перевернула все его нутро.
Ему не все равно.
И он всегда был чересчур самоуверен, чтобы признать это.
Америка втянул носом воздух:
- Я поговорю с ним, - сказал он, и Уинант от удивления чуть не споткнулся. Альфред рефлекторно подхватил его под локоть. - Мы в прошлый раз… не очень хорошо закончили разговор , - уклончиво пояснил он. - Так что… да.
Повисла странная пауза, после которой Уинант резко воспрял духом и, улыбнувшись, радостно сжал руку своей державы чуть ниже локтя.
- Тебе нужен адрес?
Альфред лишь коротко кивнул и не поднимал глаз, пока не убедился, что щеки больше не горят.
* * *
- Послушай, Англия, - Альфред переминался в ноги на ногу, стоя возле входной двери в правительственные апартаменты и нервно разминая пальцы, - я не собираюсь ругаться, я только хочу поговорить… Так что не захлопывай дверь у меня перед носом, ок?
Вдохнув поглубже, он решительно поднес руку к двери и, собрав пальцы в кулак, уже готов был постучать, однако в последний момент остановился и выдохнул.
- Так, - прошептал он, закрывая глаза, чувствуя, как сердце опять начинает скакать галопом. - Только спокойствие.
Засунув руки в карманы и спрятав нос в воротник куртки, Альфред тут же их вытащил и потряс, разминая пальцы, однако суставы больше не издавали обнадеживающего хруста.
- Господи, - стиснув зубы, он выругался. - Какого хрена я делаю?
Альфред обернулся через плечо, раздумывая, а не поздно ли убраться ко всем чертям. И даже ему это показалось последней трусостью. Напомнив себе, что нужно быть храбрым, он развернулся обратно к двери. Если уж Уинанта так возмущает нейтралитет США, Альфред будет только рад показать ему, что англичане не изменили мнения о нем, что Англии нужны ресурсы, а не он сам. Америка был не прочь сделать шаг навстречу, лишь бы доказать, что американцы тут не причем. Что это его не касалось. А потом можно будет, наконец, отправиться домой, не вспоминая и не беспокоясь о судьбах мира.
Альфред почему-то не сомневался, что президент позвонит со дня на день, после чего ему можно будет спокойно отправиться встречать лето на родину, в жару пить лимонад со льдом на юге Флориды, или потягивать сладкий чай где-нибудь на Манхэттене. Уже от одной мысли об этом во рту текли слюни.
Нет.
Ему было не все равно.
Пусть остальная часть души кричала, что он действительно в нейтрале, на самом деле Альфред всегда знал, что не до конца равнодушен. Он уже никогда не сможет забыть вещания Мэроу или всеобщего стремления американцев помочь Великобритании. Не сможет выкинуть из памяти мрачные тени людей, плетущихся вдоль улиц Лондона, и свою первую мысль о возвращении американцев с британских островов. Он будет помнить разговор Кеннеди с Президентом, случайно услышанный из-за двери, и как все внутри оборвалось от одной мысли о том, что Англии действительно больше нет.
Америка в задумчивости качнулся с носка на пятку, глядя в пол.
- Ладно, - сказал он, наконец. - Соберись в кучу! Это всего лишь Англия!
Он бы и дальше вел ободряющий диалог с самим собой, если бы дверь перед ним внезапно не распахнулась, заставив Альфреда подпрыгнуть, почти вскрикнуть. Перед ним стоял без сомнения Англия.
- Кому блин вздумалось шуметь под моей две… - британец проглотил язык, когда поднял глаза от дверной ручки на гостя. - Т-ты… - его лицо сперва вытянулось от удивления, почти испуга, который, впрочем, быстро сменился завуалированной злостью. Сдвинутые брови и вздернувшийся нос собрали на переносице морщинку пренебрежения, Англия метнул взгляд по сторонам улицы, невольно сжав дверной замок. Когда он вновь посмотрел на Америку, его лицо не выражало ничего кроме стального безразличия. - Что ты тут?..
- Я не хочу ругаться! - выпалил Альфред прежде, чем Англия мог возразить или погнать его отсюда. Он невзначай уперся в дверь ладонью, готовый в любую секунду сражаться за контроль над ней, и дважды кашлянул перед тем, как продолжить, однако голос все равно вышел натянуто:
- Я просто хочу поговорить с тобой.
Англия не отвечал, глядя на Альфреда так, будто тот отрастил вторую голову или третью ногу. Америка ждал увесистого толчка в грудь или хотя бы попытки захлопнуть дверь. Но Англия лишь продолжал пристально смотреть ему в глаза.
- Какого дьявола… - пробормотал британец, качая головой, затем отступил от входа, поворачиваясь к нему спиной. - Проходи быстрее, а то сквозняк, - никогда ещё его строгий тон не приносил Альфреду столько облегчения.
Дважды ему повторять не пришлось.
________________________________________________
Заметки:
- Президент Рузвельт действительно очень редко контактировал с посольством в Англии. Уинант почти не получал звонков от него, и Черчилль в свою очередь тоже часто делал замечания в адрес отсутствия обратной связи и заинтересованности в ситуации со стороны американского правительства. Письма грубо говоря вообще не шли.
- Гайд-Парк - королевский парк площадью 1,4 км² в центре Лондона. С запада к нему примыкают Кенсингтонские сады. Расположен недалеко от Гроувенор-Сквер через пару кварталов, если верить карте.
Изображение
- Опрос, который Альфред случайно прочитал в этой главе в газете, был реально напечатанной статьей. У меня (автора английского) даже была ссылка на отсканированную вырезку, но она к сожалению потерялась. Опрос британцев о том, какая страна им наиболее прельщает, действительно ставил Америку на последнее место. В частности оговаривалась цифра: около 35% англичан симпатизировали Штатам, но они же симпатизировали и Италии. Не удивительно, что такая характеристика расстроила Альфреда.