Автор: StarDropDream
Перевод: Seymour_Ridmonton [Mr. G]
Бета: tea_arthur
Фандом: Хеталия (с) Химаруя Хидекадзу
полная шапкаПерсонажи/Пары: USUK (Англия/Америка), а так же небольшое упоминание других стран мира и неизвестных граждан Соединенных Штатов.
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: Уставший от постоянных митингов и политической бессмыслицы, Англия спонтанно решает уехать. Без особой цели, лишь бы подальше от всех. Он не думал, что Америка захочет поехать с ним. И они оба не предполагали, что, стоит им выехать на шоссе, обратного пути уже не будет.
Предупреждение (от автора): Данный фик обладает легкой предсказуемостью сюжета, содержит в себе ненормативную лексику и сцены сексуального характера. Первоначально это должно было стать ваншотом (одной главой), но в итоге превратилось в большую историю. Так что я решила публиковаться по главам. Я немного волнуюсь из-за этого, поэтому не судите строго. Надеюсь, вам понравится!
Предупреждение (от переводчика): Пусть вас не смущает, но и не обнадеживает рейтинг NC-17 – до него надо ещё дочитать. Сюжет действительно не часто стреляет на повал, и в паре мест может показаться затянутым, однако самая важная роль отводится продолжительным диалогам. По поводу них отмечу, что текст полон американского и британского жаргона, поэтому иногда буду писать заметки для интересующихся. Важно: этот фик написан тем же автором, что и «Ночь Утонувших Звуков», однако стиль в этот раз другой, как и в целом стержень истории. Время повествования касается где-то 2010/11 года, так что наводнение в Японии и война на Украине, как и много чего другого, ещё не имели места.
Благодарность: После этой истории остался тёплый осадок, а отношения USUK стали живыми и дышащими (С)
Ссылка на оригинал: тут, разрешение соответственно получено.
Статус фика: 11/11 закончен
Статус перевода: 4/11 в процессе
Глава первая
Глава вторая
Глава третья
Глава четвёртая - [*]
Глава пятая - в процессе
Глава шестая - в процессе
Глава седьмая - в процессе
Глава восьмая - в процессе
Глава девятая - в процессе
Глава десятая - в процессе
Глава одиннадцатая: заключительная - в процессе
~Часть четвёртая~
читать дальше
-~-~-~-
Проснувшись утром, Америка обнаружил себя лежащим в позе звезды поверх скомканного одеяла, однако никакой тяжести в конечностях, как и сухости во рту, не ощутил. Мир вокруг был подозрительно ярким, свежим и приятным на слух.
Вот жопа!..
Джонс резко перевернулся на живот и вжался лицом в подушку. Никакого похмелья. Значит, вчера он всё-таки не опьянел.
— Нет, у меня просто быстрый отходняк, — настойчиво пробубнил Америка. Может быть, теперь, когда он усиленно морщил лоб и сжимал веки, головная боль, наконец, вспыхнет в мозгу, как должна. Но, к сожалению, этого не произошло.
Обречённо вздохнув, Америка поднялся и сел, осторожно покосившись в сторону второй кровати. Англия так и остался лежать на боку, свесив с противоположного края руку. Джонс невольно подметил, что воздух в комнате не смердит, так что, видимо, обошлось без ночных излияний, которых он так опасался. Решив проверить наверняка, он встал и обошёл кровать соседа, старательно приглядываясь к каждой мелочи. Пришлось наклониться поближе, так как Джонс напрочь забыл про очки.
Кёрклэнд лежал в едва ли удобной позе и не подавал видимых признаков жизни, кроме медленно вздымающейся грудной клетки, и даже не храпел. Левая рука почти касалась пола, а рот был немного приоткрыт.
Джонс отвернулся, отчаянно стиснув зубы. Надо было срочно на что-то отвлечься — хотя бы на пустячные обои или тумбочку с телефоном, или вид из окна, выходящего на великое и прекрасное озеро Мичиган. Нет, понял Америка, сейчас никакое Чудо Света не способно затмить красноречивую рожу Кёрклэнда.
Услышав, как Англия вяло бормочет, Джонс обернулся с готовностью спорить. Но его порыв не встретил сопротивления, так как британец по-прежнему крепко спал.
— Сказочная, блин, фея, — безотчётно бросил Америка, тихо смеясь.
Фраза, вопреки спонтанности, вызвала громкий отклик в душе. А знал ли он, кто такой Англия? Так, как следовало бы знать державу, с которой близко контактируешь всю сознательную жизнь. Америке известно, как выглядит Англия, кем был раньше и чего добился — но вот понимать его… Нет. За столько лет Джонсу так и не удалось познать этот сложный характер. С Россией и то было понятнее, и куда проще, если честно. С Англией же — всё как в тумане. И это на самом деле странно.
Джонс не хотел опять копаться в догадках. Особенно сейчас. Потому что чем дольше он разглядывал спящую физиономию британца, тем меньше что-то понимал и больше краснел, так как воспоминания о вечере настойчиво вспыхивали в памяти.
Америка точно помнил, как обменял четыре пустых бутылки на полные во время игры, и ещё одну не допил, пока сидел за столиком с британцем. Или это была только третья? В любом случае он выпил достаточно для того, чтобы опьянеть, просто повезло проснуться без похмелья. Всё было хорошо. Только Джонс не припоминал такого удачного совпадения когда-либо прежде.
Сжав кулаки, Америка чуть не выругался под накатывающим чувством стыда. Господи, было бы чего стыдиться! Кёрклэнд ведь последний человек, которого Джонс согласился бы поцеловать сознательно. Учитывая, насколько они далеки друг от друга, это просто-напросто невозможно. Причин для того, что вчера чуть не случилось, херова туча. Взять хотя бы пьяный бред или глупый неадекватный разговор.
Качая головой, Америка понуро вернулся к своей кровати, стянул футболку и направился в ванную.
Душ подействовал нужным образом, растворяя напряжение, выбивая зажатые мышцы. Джонс прикрыл глаза, стоя под горячими струями. Не достаточно горячими, чтобы затмить призрачное жжение на губах.
— Хватит уже, — ругнулся он.
Но откуда-то изнутри пришёл ответ.
— Хватит? Тогда зачем ты вообще потянулся?
Диалог с самим собой, конечно, не имел вменяемого смысла, но Джонс вообще не привык думать так много с утра пораньше. Опустив голову под стекающей водой, он глубоко вздохнул.
— Я не из этих. Точно.
Поразмыслив немного, он вдруг опомнился.
— Боже! Это ж Англия! — Отвращение было искренним, как и обжигающая вспышка в груди, отбившая на секунду все слова. — Чёрт… Да он… Да кому вообще захочется его целовать?!
В голове возник образ фантастической красавицы, которая целует мерзкую жабу, обтекающую слизью, и при этом не морщится. Америка зашёлся хохотом.
— О боже, я точно напился, — успокоившись, заключил он.
Сомнения никак не хотели оставлять разум. Джонсу мерещился скрытый подвох, который хотелось опровергнуть стократными аргументами, поэтому он продолжал повторять про себя: «Ты просто напился. Ты просто напился» — пока не придёт окончательная уверенность в этом.
Чёрт, да Америка не виноват в том, как Англия вёл себя вчера. Этот вонючий старикан всю поездку только и делал, что придирался и критиковал, даже когда не следовало. И тут вдруг решил заплакать. Что, жалости хотел? Да прям щас! Даже если бы его в конечном счёте поцеловали, он прочитал бы лекцию о том, как хреново это сделано. И как не хватает чуткости и такта. Америка нормально умел целоваться и уж точно не стал бы чмокать обдолбанную морду Англии ради дурацкого опровержения.
Джонс вслушивался в шум воды и не заметил, как стал тихо напевать какую-то знакомую песню. Потом чуть громче, двигаясь в такт и постукивая пальцами по стенкам душевой. Америка полностью погрузился в мелодию и, даже когда выключил воду и, обмотавшись полотенцем, шагнул из ванной, продолжал самозабвенно петь. Его взгляд тут же натолкнулся на Англию, который сидел на кровати в полном сознании, отчего у Джонса не только пропал голос, но, кроме того, его чуть не шарахнул инфаркт.
Британец блуждал взглядом по комнате, щурясь от яркого света. Не сказать, чтобы он выглядел неприлично, но всё равно как-то слишком по-домашнему. Волосы торчали во все стороны, майка задралась до подмышек, открывая живот — было видно все линии пресса до самых плавок — при этом Англия умудрялся держать осанку, словно сию минуту пойдёт на королевский парад.
Джонс прокашлялся, собираясь иронично пожелать доброго утра, но тут же пожалел об этом. Стоило Кёрклэнду поднять на него взгляд, как сердце Америки во второй раз с силой рванулось из груди.
Да что ж такое?!
Британец секунду был озадачен видом собеседника, но быстро потерял интерес и отвернулся. Хотя бы у него похмелье было натуральным.
— Теперь поёшь «The Smiths»? — хрипло пробасил Англия, поднимаясь и лениво поправляя майку.
— Что?.. А, ну да, — засмеялся Джонс, откидывая со лба мокрые волосы. — Ты слышал?
— А как же. — Британец доковылял до стола и притянул к себе кофеварку. — Ты весьма громко поёшь, Америка.
Джонс ещё громче расхохотался, за что словил очередной вопросительный взгляд и еле выстоял под ним. Англия, впрочем, быстро переключился на кофе, пытаясь совладать с тяжёлым кувшином и не расплескать ничего мимо.
— Меня порядком удивило, что ты предпочёл данного исполнителя огромному числу своих собственных.
— О, ну знаешь, — с улыбкой протянул Америка, — стояк на британцев, и всё такое.
Шутка даже ему резанула по уху, и Джонс смущённо покосился в сторону, стараясь не дать бешеным мыслям опять вернуться к вчерашнему.
Ничего ведь не произошло. Почему этот эпизод никак не выветрится из памяти?
Почему Джонс был так очевидно на нём зациклен?
— Ты… слышал только песню? — спросил он как бы невзначай.
Кёрклэнд развернулся с кружкой в руке и одарил Джонса суровым взглядом. Хотя суровым было скорее всё его лицо. Читать эмоции у человека с мигренью — всё равно, что искать отличия у близнецов. Без медицинского справочника не разберёшься.
Кёрклэнд так долго не моргал, что Джонс засомневался: британец вообще думает о чём-то или просто завис на месте.
Собрав волю в кулак, Америка старался не дёргаться. Он, конечно, любил внимание, но не настолько. И не такое.
Британец вскоре опустил взгляд, осторожно отпивая горячий кофе, и облизнул губы. Джонс приказал себе смотреть куда угодно, лишь бы не на этот… скользящий, сука, язык.
— Да, слышал, как бы отвратительна она ни звучала, — ворчливо отозвался Кёрклэнд. Пригубив кофе, он болезненно потёр лоб. — Слушай, Америка, на счёт вчера…
— Я ничего не делал! — выпалил Джонс, возможно, слишком поспешно.
Англия замолк в изумлении, а затем подозрительно нахмурился.
— Что ты натворил?
— Ничего. — Америка мотнул головой, пытаясь сдержать растекающийся румянец. — Как твоя голова?
— Просто отлично, мать твою, — через губу бросил Кёрклэнд и больше ничего не добавил. Его пальцы сжались на кружке, и вся поза была какой-то напряжённой.
— Ну, так… что ты говорил? — решил развеять ситуацию Джонс. Англия тяжело вздохнул.
— Вчера я сильно напился…
— О да, я заметил, — хохотнул Америка. Британец перевёл на него негодующий взгляд и холодно отчеканил:
— Не дерзи мне, паршивец поганый.
— Ладно-ладно, окей, — отшатнулся Джонс.
Какому психу захочется целовать этого сволочного сноба?
— Я был пьян и большую часть вечера не помню, — продолжил Англия, глядя в кружку. — Так что, прости, если сказал что-то… — он помедлил.
— Да ничего, я тоже был пьян и не помню, что ты говорил, — отмахнулся Джонс, когда пауза слегка затянулась.
Это была наглая ложь, и он нутром чуял, что Англия это тоже знает. Америка мысленно обругал себя за тупые слова. Можно было придумать и получше.
— Понятно, — сухо сказал Кёрклэнд, отпивая из кружки. И, хотя Америка не смотрел в сторону, по голосу британца было ясно, что тот выразился не полностью.
— Эй, — Джонс попытался улыбнуться, — ты такой задумчивый, будто жопой на кактус сел.
Британец сверкнул было глазами, но тут же отвернулся.
— Заткнись, идиот.
И всё? Вот так просто? Сказал, что был пьян, и отказался от всех поступков?!
Америка еле сдержался от ответного оскорбления, но вдруг обратил внимание на свои босые ноги и капающую на пол воду. Пока он боролся с потугами разума, совсем забыл кое-что на счёт тела.
Твою ж…!
Англия по-прежнему внимательно смотрел на него. Джонс что есть силы отсекал мысли о своей наготе, хотя лицо однозначно начало гореть.
— Я это… пойду за завтраком, — залепетал Америка. — Но сперва оденусь.
— Давай, — одобрил Англия и вновь отвернулся.
Это начинало действовать на нервы. То он смотрит на Джонса с хищной дотошностью, то отворачивается, будто ничего не видит. Америку почти бесила такая неопределённость.
— Да, — с вызовом бросил он и нагнулся, чтобы достать из сумки одежду. На секунду Джонс замешкался, поймав себя на мысли, что не хочет переодеваться в одной комнате с Кёрклэндом. И похолодел, вспомнив, сколько раз делал это в его присутствии раньше. — Я… пойду переоденусь.
— Давай, — снова отозвался Англия.
Джонс шагнул в ванную и захлопнул за собой дверь.
* * *
Оказавшись за порогом отеля, Америка быстро нашёл машину и выдвинулся в поисках кафе. Завтрак в отеле даже не рассматривался, и Кёрклэнд стопроцентно поддержал бы эту мысль.
Сразу за поворотом Джонсу попался привычный Мак-Экспресс, после которого было решено заскочить в кофейню за мокко. В номере отеля, конечно, имелась кофеварка, но не получилось бы сделать настоящий вкусный «Мокко».
Поездка за едой немного вернула Джонса в привычное русло. Однако никакие мелочи жизни не могли отвлечь его по-настоящему. Он ни на минуту не переставал думать. Вот бы он и правда был тупым идиотом, каким его так часто нарекали другие державы, и мог легко выветривать из головы все мысли. Но, к сожалению, мозг у него имелся очень даже.
Обратно Джонс ехал медленно, размышляя о каких-то забытых случаях, и потом долго сидел в машине на стоянке, задумчиво попивая мокко. Когда его терпение кончилось, он собрал пакеты с едой и пулей вылетел из двери, спеша обратно в отель.
В номере Америка обнаружил Англию за столом. Британец был поглощён чем-то в телефоне, и с его мокрых волос вода капала прямо на воротник рубашки. Или точнее…
— Футболка?! — ошалело выпалил Джонс вместо приветствия. Англия не вернул взгляд, и лишь когда закончил отправку сообщения, выпрямился и опустил телефон.
— Да, — сказал он, вскинув подбородок. — Несмотря на то, что твои люди обо мне думают, я не всегда ношу галстуки.
На нём была чёрная футболка с цветастым белым узором в стиле граффити и сидела почти в обтяг.
— Ох, ладно, бабуля, — усмехнулся Америка, закрывая дверь. Он пошёл поставить пакеты на стол с кофеваркой, искренне радуясь привычной нотке лицемерия и снобизма в диалоге. Всё воротилось на круги своя, и это было хорошо.
Распаковав еду, Джонс поставил на стол перед Кёрклэндом пластиковый стакан чая. Тот, конечно, не просил об этом, но пригубил напиток с удовольствием.
— Пожалуйста, — широко улыбнулся Америка, падая на стул рядом и вгрызаясь в свой любимый МакМаффин.
Англия ответил хмурым взглядом и потянулся к тумбочке за газетой. Какой-то местный еженедельник с тонной рекламы и банальных статей. Открыв разворот, Англия облокотился на стол и принялся читать. Джонс пристально следил за всеми его действиями и, как бы ни пытался, не мог перестать следить.
Хватит думать. Ничего ведь не случилось. Хватит об этом вспоминать. В конце концов, Англия ему никогда не нравился. То, что Джонс выпил лишнего и слегка наклонился, чуть не поцеловав друга… союзника… другую державу мужского пола… кого-то бы там ни было, — ещё не значит, что есть повод для сомнений. Это вообще ничего не значит.
Почему его волосы такие мокрые?
Кёрклэнд неизбежно заметил вперенный в него взгляд Джонса, так как они сидели друг напротив друга, и оторвался от газеты.
— Что? — спросил он с лёгким раздражением.
Америка не ответил, слишком погружённый в себя, мучимый доводами посерьёзнее, чем какой-то заданный вслух вопрос. Взгляд его был по-прежнему вперен в Англию, только Джонс не видел британца, а смотрел куда-то далеко за пределы комнаты.
— Америка, — позвал Кёрклэнд. Но тот сидел без движений, держа в руке недоеденный МакМаффин.
Америка видел, как с волос британца стекают капли воды, попадая на лоб или шею, и как он их смахивает. Извечный самоконтроль, кажется, не давал права иметь такой беспорядок на голове, и всё же он у Англии сейчас имелся. В этом было что-то милое и приятное.
Свернув газету в рулон, Англия наотмашь хлестнул Джонса по лбу. Это мгновенно привело американца в чувство.
— Ай! Чего?!
— Ты не выспался или как? С самого утра такой, — проворчал Кёрклэнд. — Может, сегодня я поведу?
— Куда поведёшь? — опешил Америка, выпучив глаза. Слова никак не вязались с происходящим, и Джонс лишь мимолётно удивился, почему Кёрклэнд выглядит так взволнованно. В любом случае, так ему и надо.
— Машину, — с нажимом уточнил британец. — Может, сегодня Я поведу машину?
— А-а! — воскликнул Джонс. — Конечно, давай!
Англия недоверчиво сощурился, но Америка быстро вернулся к огрызку своего сэндвича и больше ничего не сказал.
* * *
На сбор ушло чуть больше времени, чем обычно, хотя именно время сейчас не так волновало.
— Какой же пиздец, — вздохнул Джонс, обращаясь к зеркалу в ванной, к которому стоял в упор.
Бледно-голубые глаза в отражении пристально изучали его в ответ. Очень подмывало смахнуть мешающую чёлку, но Америка себе запретил, так как важно не нарушить зрительный контакт.
— Америка! — прервал его мысленную медитацию Кёрклэнд, как всегда по-джентльменски стукнув кулаком в дверь. — Ты уже двадцать минут не выходишь! Что ты вообще… — Джонс резко возник на пороге ванной, — там делаешь?.. О, ну, наконец-то!
Америка широко улыбнулся и галантно указал внутрь.
— Прошу.
Британец фыркнул, бросив на Джонса негодующий взгляд, и протиснулся в ванную, невольно задев соседа плечом. Америка отскочил на два шага, прежде чем дверь захлопнулась.
Решив, что ожидание может затянуться, Джонс повалился на кровать и удовлетворённо вздохнул, подложив руки под голову. Никаких идиотских мыслей, только голый потолок и мягкий матрас. Ох, если бы всё в жизни было так просто.
Америка старался ни о чём не думать. Хотел. Но, к сожалению, и вопреки утверждению Кёрклэнда о том, что никто из американцев этого не умеет, Джонс думал мучительно много и часто. Особенно сегодня.
Если пытаться выкинуть назойливую мысль из головы, она только сильнее прицепится и будет изнурять мозг до последнего. Вот бы сознание можно было перезагружать, как компьютер, или вообще выключать из розетки.
— Слушай, Англия, — обратился Джонс, как только британец показался из ванной.
— Что? — складывая бритву и зубную щётку в чехол, отозвался Кёрклэнд.
— Как думаешь, я гомофоб?
Застыв, Англия вперил взгляд в собеседника.
— Я думаю что…?
— Ну, я просто прикинул, — Джонс сел на кровати по-турецки. — Вроде меня не трогает, кого там любят другие, и всё такое. Счастье — это хорошо. Но мне не хочется делать то же самое, что и они. Вот. Я гомофоб?
— Боже, — раздражённо вздохнул британец, прижав ладонь ко лбу — так, будто сама Вселенная его вконец обескуражила. Затем он вдруг тихо рассмеялся, что, наверное, было добрым знаком, хотя Америка не ожидал именно такой реакции. Сложив чехол в дорожную сумку, Англия непринуждённо пояснил: — Нет, это всего лишь значит, что ты натурал.
— Наверное, — протянул Джонс, почесав ухо. Тогда почему он всё ещё думает о том поцелуе?
— Наверное? — ехидно изумился Кёрклэнд. И вдруг стал серьёзен, а на его лице отразилось беспокойство, чего Америка до сих пор не привык видеть. — Вчера что-то случилось в баре?
— В… баре? — запнулся Джонс, почувствовав, как сжалось горло.
— Да, мы же были там, а потом… Чёрт, я нихера не помню, — массируя виски, проворчал Кёрклэнд, после чего выпалил: — Тебя что, лапал кто-то из постояльцев?!
— Что?! — Америка захлопал глазами и чуть не расхохотался в голос, вовремя спохватившись. — Нет-нет! Боже, нет! — Он затряс головой, стараясь не вдумываться в нелепость ситуации. — Ничего такого, я… просто так спросил.
Кёрклэнда это явно не убедило.
— Англия, честно, никто не пытался ко мне приставать. — Америка попробовал сымитировать небрежную отмашку в стиле чванливого британца, но чуть не упал с кровати.
— Тогда к чему был твой вопрос? — недоумевал Англия.
— Понимаешь, есть одна вещь… — Америка задумчиво прикусил губу. — Я не могу перестать думать об этом и не могу понять, почему думаю об этом…
— О чём? — после повисшей паузы спросил Кёрклэнд.
Джонс открыл было рот, готовый выложить свою главную мысль о поцелуе напрямую, лишь бы не томить. Но что-то внутри сжалось от ужаса и остановило его.
— О том… какой я дурак, — хрипло ответил Америка и прокашлялся. — Ведь я не люблю предвзятость, и не хочу быть предвзятым. Люди и так страдают от этого, и не только мои, понимаешь? Даже если правительство говорит, что всё хорошо, отдалённые части страны могут этого не слышать. — Он нервно хохотнул, понимая, что несёт чушь, и ожидал, что Англия сию минуту прервёт его болтовню. Однако тот наоборот сидел и спокойно слушал. — Я… Я не хочу, чтобы мои люди страдали. Или твои. Или Канады. Или кого-то ещё.
— Это очень… правильно, — отозвался Кёрклэнд неожиданно искренним и мягким тоном. Америка еле подавил леденящее волнение в груди.
— Значит, ты не думаешь, что я…?
— Нет, — покачал головой Англия, внезапно сменив дружелюбие на дерзкую усмешку. — То, что ты любишь вагины, не делает из тебя гомофоба. — В этот момент Джонс подавился, покраснев до самых ушей. Пряча улыбку, Кёрклэнд продолжил: — Не обязательно быть геем, чтобы поддерживать их политически или морально. Это называется «гей-фрэндли».
— Да, я знаю, — пробубнил Америка, передвинувшись на край кровати, чувствуя себя очень глупо. Ему вовсе не хотелось продолжать эту тему или быть настойчивым в своих домыслах, или показаться нетерпеливым, но один вопрос никак не давал покоя: — А что если мне неприятно, когда обо мне думают, что я из этих? Значит, я как бы подразумеваю, что быть таким плохо?
— Кто о тебе так думает? — в недоумении вскинув брови, спросил Англия.
— Нет, я не это имел в виду…
— Тогда что? — нетерпеливо вставил Кёрклэнд. Джонс вздохнул и запустил руки в волосы.
— Не знаю. Типа гипотетически, на будущее… То есть, нет… Я не знаю!
— Ты знаешь, — сказал Англия, вернувшись в прежний ворчливый тон. — Не хочешь говорить — не надо.
— Я хочу! — повысил голос Джонс.
— Ну так говори!
Америка помедлил, зажмурив глаза. Затем вскинул голову и на одном дыхании изрёк:
— Я всецело принимаю выбор своих людей и не виню их за то, кем они хотят быть или уже являются, но при этом постоянно говорю херню против таких, потому что не хочу, чтобы обо мне самом плохо думали. То есть, получается, что я думаю плохо об этом. Это ведь как-то… эгоистично и по-дебильному!
— Ну, — вздохнул Англия, — ты не в первый раз делаешь что-то эгоистичное. Тем более, по-дебильному.
— Ой, захлопнись! — Джонс нахмурился и отвернулся. — У меня серьёзная дилемма, а ты тут стебёшься.
— Потому что я не понимаю, откуда вообще взялась эта тема, — бравировал Англия, хотя его тон выдавал нотки сомнения.
Пауза в разговоре затянулась.
Америка слышал, как британец со вздохом опустился на кровать, и попытался не представлять, в какой именно позе. И всё же любопытство взяло верх.
Англия, сложив руки на животе, смотрел в потолок.
— Сам не знаю, откуда такая тема, — сказал Джонс, отвернувшись. — Пришла спонтанно.
— Значит, спонтанно, — согласно протянул Англия.
— Меня просто заела эта мысль.
— Как думаешь, почему?
— Ну, — Америка усмехнулся, — я понимаю, что это вообще очень глупо — переживать из-за такой херни. Забей и иди дальше, как говорится. Но я почему-то не могу. Постоянно думаю об… обо всей этой шняге… Как тогда Франция говорил про близкую дружбу, что ты, мол, на самом деле хочешь своего друга. — Джонса пробрала дрожь. — Это, конечно, чисто его изврат, но… Блин, я просто… Я не хочу, чтобы на меня это так сильно влияло! Меня это бесит!
— Ты не должен искать ответ, — успокоил Кёрклэнд. — Только сильнее запутаешься. Ответ придёт сам, когда ты об этом уже забудешь. Нужно время. И терпение.
— …Да.
Оба впали в молчание. И, как всегда, Америка первым его нарушил.
— Слушай, Англия…
— Что?
— Ты правда думаешь, что я эгоист? — Джонс так и не повернулся к британцу, но по шелесту постели понял, что тот теперь смотрит на его спину. Пауза затянулась, не давая Америке покоя, но с другой стороны это значило, что Англия обдумывает его слова серьёзно.
— Нет, я так не думаю, — ответил Кёрклэнд.
— Правда?! — Америка от удивления аж развернулся, и ему сразу бросились в глаза обеспокоенные черты британца. А ещё упавшие на лоб волосы, которые хотелось убрать в сторону, и такой же приоткрытый рот.
Однако, когда Англия заговорил, наваждение удалось смахнуть.
— Каждый человек хочет быть искренним и не бояться быть за это осуждённым. Ты в праве иметь свою точку зрения и выражать её.
Америка кивнул, не зная, как ответить.
— Даже если твои люди организованы по правилам и законам, которые не везде делают добро, и олицетворяют безразличие, всё равно существует центровой идеал — помыслов, мировоззрения и так далее, — и к нему все хотят стремиться. Как и ты, Америка. — Кёрклэнд вздохнул, подбирая слова. — Держава слышит в голове голос каждого жителя, из-за чего невозможно выделить какой-то один. Для нас они все едины. Поэтому, пусть и невозможна настоящая демократия среди людей, ты, Америка, — как и я, как и все остальные державы, — был создан из равенства вопреки неравенству. Верно?
— Да, — горячо согласился Джонс, чувствуя, как краснеет, но вовсе не от смущения. Знать, что кто-то понимает тебя до глубины души, приятно, даже если это кто-то вроде Англии. — Да, верно.
— Ты всегда будешь воплощением идеалов и стремлений своих людей, несмотря на перемены времени. — Англия уже долгое время не смотрел на Джонса, и тот понял это, только когда их глаза снова встретились. Кёрклэнд слегка наклонил голову вбок. — Ты и есть этот идеал, Альфред.
Америка нервно облизнул губы, собираясь с мыслями.
— Но ведь есть ещё… мои стремления, помимо общих, так? — начал он осторожно. — То, что только «моё».
— Ты держава, — сказал Англия, не подытоживая ничего.
— Да, но… у тебя же есть собственные желания, которые, скажем, не относятся к «твоему народу», которые принадлежат тому, кто является «Англией»?
Кёрклэнд не изменился в лице и молчал так долго, что Америка засомневался, не сморозил ли чего опять. Но спокойный взгляд Англии говорил обратное.
Они не говорили, но Джонсу моментами казалось, что сами глаза британца что-то говорят. Или призывают к чему-то. Тянут подойти ближе и узнать что-то важное. Джонс почти физически чувствовал этот позыв, но боялся шевельнуться, отсчитывая быстрые удары сердца. Ему самому хотелось заговорить. И он почти решился…
— Да, — наконец сказал Кёрклэнд, отводя взгляд, — есть.
* * *
Дорога в тот день показалась Джонсу необычайно долгой. Он постоянно бросал взгляд на часы, прикидывая, когда будет уместно свернуть в отель на ночь. Солнце, как назло, висело высоко над горизонтом.
Англия периодически поглядывал на Америку с подозрением, но ограничивался обычными шпильками по поводу дисциплины, от которых легче не становилось.
Америка старался вообще с ним не разговаривать, сохраняя некий статус кво. О чём им говорить? И к чему этот разговор приведёт? Джонсу было проще притвориться немым, чем разбираться с возможными последствиями.
Иногда отвечать всё же приходилось, но Америка придерживался коротких фраз, от которых Кёрклэнд становился ещё невыносимее. Он будто нарочно пытался пронять моральную выдержку Джонса, делая всё более едкие замечания и отстёгивая скрытые иронией оскорбления.
Благо, Америка к этому привык. Всё, чего он сейчас хотел — просто ни о чём не думать.
Чёртово время так долго тянулось, хотя приборная панель уверяла, что они едут со скоростью сто двадцать километров в час. Мысли Джонса, похоже, обгоняли это значение. Даже когда он прикрывал глаза, пытаясь настроиться на качающий темп дороги, а потом открывал, пейзаж за окном всё равно бежал медленно.
Джонс практически забыл о почти поцелуе с Кёрклэндом. И вот, пожалуйста, опять вспомнил! Ну и бред! Эта дурацкая идея пришла к нему тогда, когда он был пьян.
Если был пьян, конечно…
Америка настойчиво отверг иной вариант. Это ведь не серьёзно, когда делаешь что-то под градусом. Сиюминутный порыв, выдумка под кайфом, но не осознанное действие. С другой стороны, прикрываться пьянством за свои поступки — самая настоящая трусость.
Америка невзначай повернулся в сторону Англии. Тот преспокойно смотрел вперёд, одной рукой придерживая руль, а другой — постукивая по бедру.
Если задуматься, они последнее время почти поладили. Британец, конечно, не перестал быть критичным ублюдком, но Америка этого почти не замечал. И раньше не всегда замечал. Они вздорили, но на то была более чем веская причина.
Общее прошлое.
Президент Обама как-то за ужином пошутил, мол, «Бостонское Чаепитие» будет аукаться им с Англией, как не поделённый в детстве апельсин. Как будто этот человек понимал, что значит быть страной! Но, если связать ниточки событий до и после, то в чём-то он был прав. И всё равно он не понимал ничего!
Стычки Америки с Англией происходили всегда — на Общем Митинге или во время дуальных встреч их Правителей. Джонс не помнил слов, только злость и раздражение, которые постепенно становились всё обыденнее. Они с Англией пропустили момент, когда их ругань переросла в пресловутый пинг-понг и подножки. Даже сейчас, во время поездки, эта игра продолжалась. Они больше не ругались, а попросту дразнили друг друга.
Значит, Англия такой, только потому что он старше? Ну да, старомодный говнюк с высокопарным акцентом. Он ведь довольно высокого мнения о своей нации. Так чего тогда удивляется высокой самооценке Джонса? Нет ничего плохого в том, чтобы отстаивать своё величие. Все страны это делают — кто-то реже, кто-то чаще.
Америка зажмурился, надавив ладонями на глаза. Ещё не хватало рассуждать о политике, когда рядом сидит человек, повинный во всех его исторических противоречиях.
Главное просто о нём не думать, и всё.
Англия вон не мучается, ему на всё глубоко насрать. Сидит и спокойно глазеет на дорогу, как будто ничего не сделал, и ещё ворчит.
Почему кто-то захочет поцеловать его ещё раз?
Ладно, Джонс не отрицал, что между державами могут существовать близкие и даже интимные отношения. Ему знакома преамбула, когда страны по структурной необходимости заключают союз — точнее, брак со всеми документами и подписями, — и физический пол тут абсолютно не важен. Америка не сталкивался с этим, но, по крайней мере, имел представление. И ему не интересно, чем там приходится заниматься и какие обязанности брака исполнять, каждый решает сам, как проводить своё личное время.
При одной мысли о том, чтобы оказаться в таких отношениях самому, Америка неуютно заёрзал на кресле. И дело было не в том, что ему мог понравиться другой парень. Дело было в том, что на этом месте мог оказаться Англия.
— Да кто с ним вообще захочет…?! — бесконтрольно выпалил Америка. Похоже, крик сознания прорвался без спросу.
Кёрклэнд вздрогнул, бросив испуганный взгляд на попутчика.
— Что? — спросил он взволнованно. Джонс прочистил горло и почувствовал, что краснеет.
— Ничего, — отмахнулся он, глядя в окно.
— Опять вякаешь, как ненормальный, или что?
Почему Англия допытывается именно тогда, когда тему лучше опустить?
Джонс решил не отвечать, понимая, какие комментарии за этим последуют. Но британец против обыкновения промолчал. Лишь устало втянул воздух и протяжно выдохнул сквозь надутые щёки.
Услышав это, Америка без задней мысли метнулся к Англии и с силой шлёпнул по щекам, получив громкий непристойный звук. Разгневанный взгляд Кёрклэнда было невозможно передать, но Джонс лишь расхохотался, забираясь на сиденье с ботинками, чтобы уйти от оплеухи.
Нет, он не смотрел на открытый рот британца.
— Ладно, хочешь вести себя, как последний долбоёб, пожалуйста! — взбеленился Англия, схватив руль крепче. — От тебя нормального слова не добиться последнее время!
Какая-то часть Америки хотела возразить и объясниться, но он заставил себя молчать, продолжая глупо улыбаться. Лишь бы снова не попасть под прожигающий взгляд Кёрклэнда.
Через минуту Джонс сел прямо и прислонился к окну, с силой прикусывая губу. Нет, он не собирался ничего говорить.
Америка не заметил, как Англия всё это время поглядывает в его сторону.
Они не проронили ни слова до самого отеля.
* * *
Наутро они быстро собрались и поехали дальше. Кёрклэнд в этот раз категорично отказался от фаст-фуда, поэтому завтракали они в небольшом ресторане, из которого взяли кофе с булочками на вынос. В течение дальнейшего пути Англия жевал коричные рогалики и то и дело отламывал кусочек для Америки, который теперь сидел за рулём. Джонс всячески отбрасывал мысль о том, что его, кажется, романтично кормят с рук.
Ничего романтичного в этом, конечно, не было, но Англия так долго возмущался по поводу крошек на сидении и всемирной гигиены, что его нынешнее поведение было сложно интерпретировать однозначно.
В итоге Джонс не смог удержаться от тонкой шутки об одиночестве, на которую Кёрклэнд среагировал очень негативно, перестав давать рогалики. Ну и поделом.
Последнюю ночь Америка очень плохо спал, ворочаясь с боку на бок.
Стараясь не думать ни о чём, он думал обо всём и сразу. В памяти крутился момент, когда Джонс чуть не проговорился, чуть не испортил всё. Или, возможно, ничего не испортил бы? Или это конец? Или нет?
Голос Англии отдавался в ушах, и Джонс то и дело видел перед собой его зелёные глаза. Взгляд затягивал, почти съедал, обещая в конце раскрыть какую-то тайну, но не давал ответа. Что это могло значить? Почему он так смотрел?
Голова просто кипела, а настроение всё сильнее портилось. Джонс знал, как всё это тупо, но не представлял, куда деться или спрятаться. От этого невозможно было спрятаться. Он откровенно устал от мыслей о том, что было бы, поцелуй он Англию по-настоящему. И это не должно было его волновать в принципе. Потому что ничего не случилось по-настоящему.
Несколько часов езды прошли в относительной тишине, и Америка был бесконечно благодарен за это. Самое лучшее время, какое можно провести в компании с британцем. Тот, кажется, был не против. Учитывая, сколько лет Англия провёл в открытом море, ему не привыкать к длительному путешествию с однообразным окружением.
Подъезжая к границе Южной Дакоты, Америка вдруг резко свернул, оставив трассу, по которой они ехали всё это время, позади. Англия насторожился, приподнявшись в пассажирском кресле.
— Нам надо заправиться? — поинтересовался он.
— Нет, — уверенно отозвался Америка. — Мы промахнули восемь штатов за пять с лишним дней, но так и не увидели никаких достопримечательностей. Так что пора бы.
Англия некоторое время молча хмурился, а затем напомнил:
— Ты же знаешь, что я не…
— Честно, чувак, — оборвал его Джонс, — мне насрать, чего ты хочешь. Это мой внедорожник, мой штат, моя чёртова достопримечательность. Если захочу, мы развернёмся и поедем в Филадельфию. Или даже Нью-Мексико. Так что прижми зад и завали хлебало!
Кёрклэнд застыл изваянием, ошарашенный внезапной грубостью. Но через минуту его лицо побелело от злости, а брови опасно съехались над переносицей.
— Да что с тобой такое?! — потребовал он.
— Ты увидишь Гору Рашмор, и она тебе понравится, — твёрдо изрёк Америка вместо ответа.
Он выкрутил громкость радио на максимум, как раз когда Англия собирался заговорить. Музыка сотрясала машину и буквально рвала барабанные перепонки. Но Джонсу в кои то веки было плевать на всё.
* * *
— Это всё из гранита, ты знал? Один большой пласт природной слюды. Именно поэтому лица белые, хотя вокруг только чёрные скалы, — задумчиво рассуждал Америка, опираясь на заграждение против возвышающихся огромных скульптур вдалеке. — Расплавленная магма поднялась и застыла на поверхности несколько тысяч лет назад. А потом эрозия превратила её в белый камень.
Англия неопределённо хмыкнул в ответ. Джонс знал, что тот повернут к горе спиной и, скорее всего, закатывает глаза. Но его это не заботило. Ровно так же, как Кёрклэнда не заботил этот трудоёмкий монумент.
— Это очень круто с точки зрения геологии, — заметил Джонс. Такие памятники всегда вызывали в нём тёплое благоговение, потому что здесь жил отпечаток его собственной жизни. Где ещё, как не здесь, можно почувствовать себя самим собой.
Англия, стоя в отдалении, наблюдал совсем другую картину. Улыбка Джонса казалась ему натянутой, а рассеянный потускневший взгляд навевал беспокойство. Америка будто вот-вот сломается, но, скорее всего, опять не скажет, в чём дело.
— Я поражён, что ты можешь так много знать в столь сложной науке, — надавил Кёрклэнд.
Пальцы Джонса сжались на ограждении, но он не растерял лицо.
— Как видишь, я не настолько тупой.
— Ага, потому что очень хорошо маскируешь свою тупизну, — холодно отозвался Англия. И, кажется, нащупал точку кипения.
— Заткнись нахуй, — шепнул Америка сквозь зубы. Всё, о чём он не хотел думать, всё, чего не хотел испытывать — память о вечере в отеле, равнодушное поведение Англии, его издёвки — всё навалилось разом. Больше не было сил отворачиваться.
— Мне? Заткнуться? С чего бы? — надменно бросил Кёрклэнд. Джонс медленно вдохнул.
— Тебе не обязательно со мной так разговаривать. Я в курсе, каким ты меня считаешь.
— Как будто был повод считать иначе, — охотно согласился британец.
Лицо Америки вспыхнуло, он очень хотел ответить, но эмоции перехватили горло. Плечи сдавило, на всё тело навалилась тяжесть, и Джонс был уверен, что по нему видно, как слова Англии его задели. Вместо ответа он отвернулся, сунув руки в карманы. Он пытался сосредоточиться на гранитных лицах своих президентов, на том, как много они сделали для своей нации, но только сильнее чувствовал, как горят щёки и колотится сердце.
— Я и так знаю, что вы все обо мне думаете! — резко выпалил Америка, вернув взгляд Кёрклэнду. — Что я необразованный дебил, которого надо поставить на место, что я слишком большой для своих границ и уже достал весь мир! — Его одолела жгучая ненависть, которая питалась не столько от личных эмоций, сколько от поучительного упрёка на лице Англии. — И, что бы я ни делал на самом деле, ты вечно твердишь эту хуйню и капаешь мне на мозги! Я не понимаю, ты, что ли, кайф от этого ловишь?! Ты такой мудак, Англия!
— Америка, давай тише…
— А ты, блять, не затыкай меня! — рявкнул Джонс и невольно заметил, как несколько прохожих обернулись на крик. Некоторые зашептались, кто-то отошёл подальше, а кто-то прикрыл детям уши.
Кёрклэнд, должно быть, тоже заметил это, поэтому молчал, однако его взгляд полыхал огнём.
И так всегда. Всё неизбежно сводилось к ругани. О чём Америка думал, когда решил, что с Англией можно поладить? С ним невозможно даже разговаривать, чего уж там иметь какие-то общие дела.
— Понятно! Ты не хотел заезжать в места для туристов, потому что считаешь мои достопримечательности такими же убогими, как я, — сыпал иронией Джонс, едва сдерживая дрожь в голосе.
— Да, — припечатал Кёрклэнд, стискивая зубы так, что белели скулы. Он круговым движением руки указал на монумент. — Это всё до крайности нарочито и преувеличено. Как и всё у тебя. Как и ты сам.
— Да отъебись уже! — нетерпеливо выкрикнул Джонс.
— Всегда легче материться, когда нечего сказать, да? — парировал Англия с наглой усмешкой. Он действительно посмел улыбнуться Джонсу прямо в лицо, будто прав абсолютно во всём. Вот только поза его была слишком сутулой, и руки сжались в глухом замке на груди.
— Зачем вообще мотаться по стране, которую ты ненавидишь?! — потребовал Америка, чувствуя, как руки трясутся, а голос с каждой минутой поднимается на октаву.
— Я намеревался остаться в Новой Англии…
— Ах всё-таки намеревался!..
— …а потом пришлось взять тебя с собой! — закончил Англия, ткнув в сторону Джонса.
— Ну так с хера ли не выгнал?!
— Потому что… — Кёрклэнд запнулся. — Ты не переставая навязывался, как будто твоя жизнь на этом кончится! Проще было согласиться, чем слушать твоё ребяческое нытьё!
— Боже! — прорычал Джонс, обессиленно вздохнув. — Ты такой мудак, Англия.
— Уже говорил, — буркнул британец, — хватит повторяться, как обезьяна.
— Как будто я хотел с тобой ехать! — с новой волной гнева крикнул Америка. — Ты всё время вёл себя, как холодный отморозок! Нет бы сказать хоть раз «Спасибо, Америка, что сменил колесо» или «Извини, Америка, но я такой кретин, что не умею говорить спасибо»!
— Я вполне оценил тот момент с колесом, — не согласился Англия.
— Ну конечно! — Джонс не успевал набирать в лёгкие воздух, но не мог позволить британцу опять взять верх. — Всё, что ты делал — это только жаловался. И больше ничего!
— С тобой много на что можно жаловаться, поверь мне.
— Заткнись! — на пике громкости крикнул Америка. — Иди нахуй, Англия!
— Отличный набор слов. Ничего нового не скажешь?
Джонс хотел что-нибудь сломать или свернуть кому-нибудь шею. Вместо этого он запустил руки в волосы и потянул их, чуть не вырвав клок.
— За каким хером ты всё время унижаешь меня, если мы типа друзья?!
Англия прыснул, как будто услышал шутку. Джонс постарался сохранять спокойствие и до боли прикусил губу.
— После окончания Второй Мировой ты принял позицию моего союзника, и до сих пор мы обмениваемся гуманитарной поддержкой и ресурсами. — Джонс чуть не сказал о долге за ленд-лиз, который по-прежнему был не до конца выплачен, но вовремя остановился. — Ты близок мне, как страна, по многим параметрам, разве мы не должны быть друзьями?
Кёрклэнд никак не среагировал.
— Если тебе так нужны друзья, почему бы не завести новых? — наконец спросил он.
— Да я…! — запнулся Джонс.
Хочу, но не знаю, как, и не знаю, зачем…
— Не можешь, — закончил за него Англия. — Потому что друзья тебе не нужны. Ты так долго считать себя центром Земли, что не удивительно. — Он горько усмехнулся. — Тебе не друзья нужны, а те, кого можно контролировать, постоянно получая денежную награду. А ты ещё удивляешься, почему тебя не любят. — Англия покачал головой. — Какая ещё дружба? Тебе нужно, чтобы под тебя ложились!
— Что?! — Америка онемел от удивления, но мгновенно совладал с собой и выпалил: — Что за херню ты несёшь?! Зачем мне нужны союзники, которые изначально меня ненавидят? И как я могу кого-то контролировать?.. Ты что, думаешь, я соглашаюсь быть другом с каждым, кто предложит свои ресурсы за доллары? Вот уж нихуя!.. Если все державы говорят мне примерно то же, что ты сейчас, то нахер мне вообще друзья?!
— Ага, всё валишь на другие державы, — уклончиво отозвался Кёрклэнд. — Как обычно.
— Да нахрена они мне, если они меня ненавидят?! — Америка ткнул в британца пальцем. — Если ты меня ненавидишь!
Англия до сих пор успешно сдерживал эмоции, но сейчас почему-то вздрогнул. Он понимал, что его слова уже не на шутку задевают Америку за живое, и что вся игра зашла слишком далеко. Джонс в данный момент верит в каждое слово, и это было страшнее всего. Значит Кёрклэнд и правда та самая сволочь. Он хоть раз говорил Америке приятные слова? Слова, которые бы тот услышал? Ему, близкому, любимому человеку.
Нет.
В тех случаях, когда Кёрклэнд говорил их, Джонс обычно думал о чём-то другом. И Англия хотел, чтобы так было. Хотел скрыть правду.
Но Америка сейчас страдал. Это видно по тому, как он стоит, как черты его лица искажаются в печали. Да какой печали, там почти разлилось горе! Джонс не умел скрываться. И Кёрклэнд был сам виновен в нынешнем положении вещей. Он слишком внушительно доказал, что страны вроде него ненавидят Джонса. Так что теперь не стоило удивляться.
Америка искренне пытался достучаться до дружбы, а Кёрклэнд опять низверг всё в грязь, будто на самом деле желал этого. Он ни разу не показал иного отношения к Америке. Ни разу не показал настоящего.
— Ты так уверен, что все тебя ненавидят, а сам хоть раз за собой замечал? — Голос Англии дрогнул. — Тебе ведь не важны страны, а только их полезность. Ты постоянно вещаешь о мире во всём мире, зовёшь идти за собой, а потом вдруг делаешь финт ушами и говоришь, что тебя самого втянули. И скидываешь так называемых друзей, как балласт.
— Я не… — задохнулся Америка.
— Друг для тебя просто объект, — сказал Англия. — И я не собираюсь тебе в этом потакать.
— Не… Не надо мне ни в чём, блять, потакать! — взбесился Америка. — Мне бы хоть раз для разнообразия услышать от тебя доброе слово! Серьёзно. Но ты ведь нихрена не скажешь! Даже чтобы поддержать!
— Ты прекрасно знаешь, что я поддерживаю тебя политически.
— Да не политически, мать твою! — окончательно взорвался Америка. — Господи! Что-то лично от тебя хорошее, — он указал сперва на Англию, потом на себя, — по отношению ко мне!.. И никакого жополизания, я этим не занимаюсь! Мне нужна одна только честность!
— А ты прям очень честен, — буркнул в сторону Англия.
— Да, я…!
— Брось! Ты никогда не говоришь честно! — оборвал его Кёрклэнд.
— Ты тоже! — вспыхнул Джонс.
— Но я хотя бы….! — Англия оборвал себя, покачав головой. — У меня нет причин быть честным с тем, кто постоянно смеётся над чувствами других. С чего я буду говорить с тобой откровенно?
— С того, что мы друзья! — парировал Джонс.
— О, конечно, — вздохнул Кёрклэнд. — Столько пафоса на пустом месте.
— Какой, блять, пафос?! — крикнул Америка, срывая голос. Он выглядел так, словно готов убежать в любую секунду, но остался на месте, то сжимая, то разжимая кулаки. Повисло молчание, в котором Англия почти решился заговорить первым.
— Для меня это не пафос, — уронил Америка чуть тише, чем раньше, но всё равно звучно. — Но ты скорее всего думаешь, что я всегда несу пафос!
— Чаще всего да, — согласился Англия, пытаясь не думать, сколько раз было наоборот. Сейчас это уже было неважно. — У тебя хватает плохих черт, Америка. Чего ты удивляешься?
Джонс тяжело вздохнул, опустив взгляд.
— Ясно. — С этим он развернулся и направился в сторону выхода, сложив руки в карманы.
Англию немного насторожила такая внезапность, но больше обескуражило то, как спокойно Джонс шагает, будто ничего не случилось. Раньше Кёрклэнд решил бы, что тот просто дуется или выпендривается, но стоило пойти следом, как в глаза бросилась боль, сковавшая плечи. Англия не замечал ничего подобного раньше. А может быть замечал, но не придавал значения.
— Эй, Америка, — позвал он.
— Отвали.
— Америка…
— Я иду в машину, так что давай просто забудем.
— Нет. — Англия в момент обогнал его и перегородил путь.
Америка лениво встал, вперив в британца холодный взгляд — какой-то безразличный и тягучий, — не такой, как секунду назад. Кёрклэнд застопорился, не понимая, откуда такая перемена, и Америка оттолкнул его в сторону. Он даже почти улыбался.
Как и в сотне случаев до этого, Америка мог вот так резко всё скинуть. Он доставлял неудобства с тех пор, как начал доставать до плеча. И постоянно искал внимания — любого, как хорошего, так и плохого. Поэтому пакости сочетались с радостями почти везде, Кёрклэнд это помнил. И забыл, сколько энергии было в этом мальчике. А ведь всё, чего он хотел, это знать, что его видят. Что его попросту любят.
Ну так естественно его любят. Он что, так и не понял? Его даже сейчас любят. Если не учитывать наглые поступки и вкусы в музыке, Америка ведь не делал ничего плохого. Но почему он, чёрт подери, такой упрямый и ни черта не видит?
— Почему тебя это так волнует? — спросил британец.
Джонс застыл на полушаге. Вот опять, вроде бы ничего, но его что-то задевало. Не то чтобы Англия раньше не пытался нарочно его задеть, это всё было частью игры на нервах. Сейчас ему было так же больно, как Америке, поэтому он всё видел и воспринимал всерьёз.
— Меня это не волнует, — без эмоций рапортовал Джонс, но, стоило их взглядам пересечься, опять уставился на ботинки. — Правда. Я привык к постоянному негативу…
— Америка…
— Просто заткнись! — оборвал Джонс. — Дай договорить… У тебя всегда была какая-то мания делать из меня козла отпущения. Это больно и неприятно, но, допустим, я это приму. Интересно, как ты сам будешь жить с этим? А? Признайся, что ты лицемер. Хоть тут признайся!
— Только если ты признаешься.
— В чём? — не понял Америка.
— В том, что не до конца честен, — сказал Англия уклончиво.
— Что, блин?! — Джонс рассмеялся. — Я не умею врать, если ты ещё не понял!
— Не умеешь, — согласился Кёрклэнд. — Настолько, что говоришь другим совсем не то, что думаешь.
— Боже, — выдохнул Америка. — Ты мне не веришь. Вот это новость!
— Ты сам-то себе веришь?
Америка снова засмеялся, обессиленно смахнув что-то с лица.
— Заткнись. Ты и так бузил всю дорогу.
— Я просто устал, — вздохнул Англия. — Планировал короткое путешествие по ближайшим трассам. — Он чуть не сказал «достопримечательностям». — Чтобы развеяться. Но тут ты подвернулся, как яма на дороге. Серьёзно, ты меня доводишь.
— Так чего не выгнал? Или, если совесть не позволяла, чего сам не ушёл?
Англия бросил на него раздосадованный взгляд, но не нашёлся с ответом. Возможно, оно и к лучшему.
Помолчав с минуту, они двинулись к стоянке, каждый своей дорогой.
____________________________________________________________________
«Мокко» — кофе, в котором одну часть составляет эспрессо, и две трети — кипячёное молоко с добавлением какао-порошка либо горячего шоколада. В некоторых рецептах молоко наливается поверх, а шоколад — на самом дне, под эспрессо (или наоборот). Иногда украшается взбитыми сливками и шоколадной крошкой. В этот напиток обычно не нужно добавлять сахар, так как он уже очень сладкий из-за шоколада. Лично я люблю всё перемешивать и пить аки «шоколадный кофе с молоком». Дома такой без профессионального агрегата, конечно, не получается.
«Новая Англия» — регион на северо-востоке США. Именно там появились самые первые колонии (1620 год. Напомню, что год основания Америки — 1778), поэтому за территорией сохранились кое-какие британские названия и фамилии. Честно говоря, не перепало ни с кем оттуда пообщаться, поэтому не имею представления, каково соотношение населения, но слышал, что с британским акцентом там вроде бы говорят.
К слову, поместье профессора Икс находится в Нью-Хемпшире, как раз в Новой Англии
«Гора Рашмор» - Гора недалеко от города Кистон (Южная Дакота), в её гранитной породе высечен гигантский барельеф высотой почти 19 метров, содержащий скульптурные портреты четырёх президентов США: Джорджа Вашингтона, Томаса Джефферсона, Теодора Рузвельта и Авраама Линкольна. Скульптуру начали вырезать в 1928 году (закончив в 1941) в честь 150-летия США.
Очень странная для нас цифра. Несколько городов Сибири намного старше (я уж не говорю про Города-памятники, которым больше 1000 лет). Кажется, что 150 — совсем мало для огромной страны. Но, увы, это правда: Америка по вековым меркам самый настоящий шпендик (в 2028 году ему исполнится 250 лет).