Pain Picture
фиком это не назовешь... потому что это сон
фиком это не назовешь... потому что это сон
~It’s just one of my dreams about… people.~
~It’s just one of my dreams about… people.~
=Soushi=
Иногда это случается… Очень редко, но вероятность этого всегда есть… Остаточный болевой эффект после сражения с Фестумом непредсказуем…
Хотя я не могу с точностью отследить периодичность, я знаю: обычно раз или два в неделю у меня может внезапно заболеть рука (нога), свести мышцу внутреннюю или наружную. Ещё реже болит какой-нибудь внутренний орган. Ещё реже… я испытываю агонию, которая ставит меня на порог смерти – когда болит каждая клетка, а мышцы по всему организму сокращаются в беспорядке, словно пытаются выжить самостоятельно…
Внешне это похоже на приступ эпилепсии, только последствия могу быть хуже во сто крат.
Дело в том, что нервно-физические ощущения пилотов с точностью передаются мне – чтобы я мог помогать им с управлением оружия Фафнеров… И если вдруг пилот умирает… я чувствую и ЭТО тоже, только остаюсь жив… А как вы думаете, что переживает человеческое тело в момент смерти?…
Все ощущения пилотов, которые я пережил вместе с ними, иногда имеют тенденцию возвращаться в тело позже, словно обрывки памяти после лёгкой амнезии. И это и есть остаточный эффект, выливающийся иногда в предсмертную агонию…
В первую очередь в глаза со стороны затылка втыкаются крупные спицы, словно пронизывая голову насквозь… Потом я теряю контроль над конечностями, становится трудно дышать…
Я постепенно перестаю контролировать всё своё тело, если не от боли, то от напряжения разных групп мышц, и в эти секунды, в эти мгновения, мне надо успеть добежать до своей ванной комнаты и принять сильнодействующее лекарство…
Чаще всего я, конечно же, успеваю.
В тот момент, когда простая боль в мышце внезапно перерастает в боль по всему телу, я понимаю, что это и есть начало… И стараюсь вести себя как можно естественнее – особенно если нахожусь на людях, – стараюсь не паниковать… Но каждый из этих редких раз, я очень боюсь умереть…
Не просто боюсь смерти, а боюсь умереть резко и внезапно, без шансов на выживание… так, что никто и не узнает об этом.
Шиоко, Эйджи… Их смерти не были безызвестны, тогда как моя станет их бледной тенью. Друзья, ваш уход был не напрасен, потому что теперь мне суждено переживать это снова и снова… до конца своих дней… Такова плата за жизнь.
Иногда, теряя над собой контроль и чувствуя адскую боль, я каким то чудом забываюсь… иногда.
А чуть позже прихожу в себя на полу своей ванной, лёжа лицом в вязкой луже слюней – я не контролирую свой метаболизм в этот момент, и это застаёт меня каждый раз врасплох – или чувствуя вкус крови во рту, и благодарю всевышнего, что на этот раз мой язык не запал мне в носоглотку…
…
После того как я отдышусь, я пытаюсь встать. Мышцы сопротивляются любому напряжению, и поэтому ломит всё, абсолютно всё, от костей до сосудов. В сердце может стрельнуть так, словно в него выпустили пулю в упор из пистолета…
Я никогда не был гипертоником, диабетиком, или эпилептиком, но с побочными эффектами болевых вспышек пилотов, я, кажется, начинаю понимать инвалидов…
О моей боли, конечно же, никто не знает – ни пилоты, ни техники, ни учёные… только врач, который выдаёт мне таблетки.
Я в своё время позаботился о том, чтобы меня не расспрашивали, это слишком личное. Хотя я, наверное, хотел кому-нибудь рассказать…
И всё же, каждый раз чувствуя боль, я вспоминаю тех, кто сражается с Фестумами за нас, кто защищает людей и нашу базу… вспоминаю тех, кто погиб в этих битвах.
Я понимаю, что я не имею абсолютно никакого права жаловаться. Ведь мне остаётся фактически самая безопасная работа – сидеть в плотной кабине и раздавать команды… Хотя кабина эта, конечно, непростая – я чувствую всё, что чувствует пилот до самого конца… Но это не повод сетовать на отрицательную сторону своей профессии, они ведь есть у всех!!…
…
Кажется, я не создан для какого то круга людей, я всегда был особенным, обособлённым, меня против воли с детства выгораживали родители, а теперь, несмотря на то, что я младше, я являюсь командиром своих сверстников, а они – мои подчинённые. Я в ответе за их жизни. Хотя единственный человек, как среди пилотов, так и среди персонала, с которым меня связывают хоть какие то воспоминания – плевать, что неприятные, – это Макабе Казуки.
Он мне ближе остальных, но он же и причина моих социальных проблем (мои физические ровесники психологически для меня на десятилетие младше)…
Он особенный пилот Фафнера… Мне кажется, он выживет вопреки всему, даже если мир будет на грани исчезновения. Выживет там, где не смог бы выжить я… Так мне всегда казалось.
…
Однажды – это был единственный раз – во время приступа, который начался при беседе с Тсубаки, я находился за пятнадцать этажей от своей комнаты, и естественно… я не успел добежать до неё…
…
Спустя неопределённый промежуток времени, я очнулся на полу… но не своём апартаменте и не в коридоре, где меня схватила сильная судорога… Моя голова лежала на чём то мягком, сквозь пелену слёз я видел незнакомый потолок. Во рту всё горело и не хватало воздуха, глаза болели от знакомых «спиц»…
Я пока не успел понять, где я, и что не так, но попытался отдышаться, различая на фоне своего срывающегося дыхания чьё-то ещё такое же частое, но не такое же громкое. Я догадывался подсознательно, что, скорее всего, кто-то затащил меня в свою комнату, когда я потерял сознание в коридоре…
Да, сейчас память потихоньку возвращает мне обрывки кадров, мелькавших перед глазами… И да, человек, спасший меня, сидел рядом… я могу поспорить, он был страшно напуган увиденным… Как ни странно, я не был пока в состоянии думать о скрытности – мне было всё равно…
Я дышал громко и глубоко, словно только что пробыл под водой слишком долго, но слишком мало, чтобы захлебнуться на смерть. И как только мой взгляд прояснился, я увидел лицо Казуки…
Меня это и удивило и не удивило, я был рад, что это не кто-то другой, однако взаимопомощь между нами была редким делом, невзначай мне показалось это подозрительным… и позорным, за то, что он увидел это моё состояние.
-О… слава богу… слава богу… - Казуки едва мог говорить складно, ему кажется так же, как мне, не хватало воздуха… Он смотрел на меня сверху и его глаза (только их я смог увидеть чётко) светились пережитым ужасом и блестели от слёз.
Я не мог судить, насколько сильный у меня был на этот раз припадок. Нет, не думаю, что он был самый сильный, но и самым слабым его не назовёшь.
Внезапно я почувствовал, как мне разжимают рот, внутри него что-то шевельнулось. У меня не было сил, ни чтобы испугаться, ни удивиться (или подумать что это мог быть мой собственный язык)…
Чуть позже я был ошарашен, Казуки плакал от боли, ибо в второпях просунул мне между зубами свою ладонь и терпел боль, пока я не успокоился.
Сейчас же он её вытащил… Сейчас всё было хорошо… Я вдыхал свежий воздух, никогда ранее не испытывая такого наслаждение при дыхании.
Казуки растирал кисть, старательно скрывая испытываемую при этом боль… Я осознал, что лежу головой на его колене… Кажется он сказал, что у меня синие губы, и я не мог этому удивиться… как и сказать другу «Аригато…». Перед глазами все плыло…
Помню только, как грудная клетка ходила ходуном, ни столько от дыхания, сколько от того, что сердце рвалось наружу… как обычно.
Похоже, в этот раз я действительно был близок к смерти… И мне очень повезло – я пока ещё не мог оценить как – что меня нашёл именно Казуки. Не думаю, что кому-то левому удастся удержать мою тайну.
Он спросил меня - и теперь я мог нормально услышать и осмыслить его слова: «И часто так у тебя?…»
Я сглотнул, чувствуя ужасную сухость во рту – язык аж терял чувствительность.
Тыльной стороной ладони я попытался вытереть намокшую (видимо снова от слюней) левую щёку, и обнаружил на руке кровь.
- Раза три так было… за всю мою жизнь… - сказал я на удивление с иронией, пытаясь хотя бы сесть, но из-за судорог упал обратно на лопатки.
Я не видел выражения лица Казуки и не мог сфокусировать нормально взгляд, но внезапно он меня обнял и поднял, технично приводя мое непослушное тело в сидячее положение. Не смотря на боль в руке, он помог мне встать на ноги, перекинув мою руку через своё плечо. Я не помню, что точно он мне говорил, голова у меня кружилась, и лишь движения ног помогли осознать, что штаны у меня мокрые насквозь. Я попытался отстраниться от Казуки – не дай бог ему это почувствовать! – но он подумал, видимо, что я теряю равновесие, а не сопротивляюсь, и лишь сильнее удержал, из-за чего я не смог отстраниться…
Внезапно мои ноги подкосились, и мы наверное упали бы на пол оба, да только Макабе держал равновесие лучше, чем я…
Я оказался на коленях, поддерживаемый под руку. Ещё мгновение и её схватит судорогой…
Не знаю, что Казуки почувствовал, когда я резко, как за соломинку, схватился за его талию, собрал одежду на спине, и, стараясь держаться прямо, уткнулся головой в живот. Он вздрогнул.
- Казуки… - слова всё ещё давались с трудом, я разразился кашлем от сухости во рту, подавляя судорогу в запястье, - Об этом никто… не должен знать…
- Не беспокойся, я понимаю… - ответил он едва слышно, придерживая оба моих плеча.
Я не видел взгляда Казу, но слышал его дыхание, оно не прерывалось… Этот человек, стоящий сейчас передо мной… Он виноват в моих страданиях, но я знал, что могу ему доверять. Он никогда не гордился тем, в чём виноват.
Собрав силы, я оттолкнулся и поднялся на ноги снова, держа равновесие уже самостоятельно.
Он повторно вздрогнул и только теперь я понял причину этого телодвижения – когда я отстранился, он прижал свою правую руку к груди, лицо исказилось от боли.
- Прости… - вырвалось у меня, хотя смысла в этой фразе, как такового, не было.
Он ведь мог просунуть мне между зубов что угодно твёрдое – хоть мыло, хоть пульт от телевизора, лишь бы не дать мне задохнуться, но скорее всего я его просто напросто не отпустил… а он не успел подумать о лучшем варианте…
И всё же, я, наверное, был ему благодарен… Это было по меньше мере героизмом, я вполне мог откусить ему палец или пол-ладони.
- Я не хотел… - добавил я, проводя по волосам, прилипшим ко лбу.
- Знаю… - его лицо заметно побледнело, но он понимающе улыбнулся.
Дальше произошло несколько событий, которые застали нас врасплох…
Я повернулся, чтобы направиться в свою комнату принять душ (как я всегда делал после такого), как меня внезапно согнуло пополам и я сел возле стены, не дойдя до двери, прижав обе руки к груди… Сердце отозвалось тремя режущими вспышками боли, однако, буквально секунды спустя, всё прошло, и ритм выровнялся… Бедный Казуки видимо опять решил, что я собрался отбросить коньки (странно, но в такие моменты – когда кому то страшнее, чем мне – я начинаю по-чёрному иронизировать). Он мало того подскочил ко мне, забыв про свою руку, ему пришла запоздалая идея отнести меня в медпункт на руках… что было нонсеном – рана на его ладони была слишком серьёзная…
Мне стоило меньших усилий подняться на этот раз, я чувствовал что силы медленно, но возвращаются, и отмахнулся от назойливой паники в голосе Макабе… Хотя не мне жаловаться теперь на это…
- Со мной уже всё хорошо, лучше иди проверь свою руку… - мне почему то показалось, что рана у него не лучше моей тахикардии, - Знаешь же, что человеческий укус всё равно что ядовитый…
- Как же я объясню, что произошло… если никто не должен об этом знать, - задумчиво ответил он.
Когда я объяснил, что врач всё знает, он таки поддался уговорам и ушёл в медпункт, обмотав руку футболкой (хоть какой то камуфляж)…
Моя же задача была гораздо сложнее – дойти на пять этажей ниже до своей комнаты, - но я с ней справился – в коридоре никого не оказалось…
После этого случая, я стал не единственным, кто знает маленькую, но ужасную «тайну агонии»… Такие приступы случаются у меня крайне редко, и, я надеюсь, их не будет впредь…
У Макабе нашли три или четыре перелома… А чуть позже он рассказал мне, что увидел меня в коридоре лежащим вовсе без дыхания, а уже когда привёл в чувство, у меня начались судороги… Он сказал, что ему никогда не было так страшно даже в сражении.
Я взял свои слова обратно, это было ХУДШИМ припадком из всех, какие у меня были… Как хорошо, что я ничего не помню…
Оказывается Казуки вытащил меня с того света… Я теперь обязан ему жизнью… А где, как не в нашем ремесле, это можно сполна отработать?…
Макабе – особый пилот… Он чаще всех оказывается в очаге сражения и более остальных подвержен опасности.
После того случая, мы не стали ближе и не изменились (по крайней мере с моей стороны)… Но я поставил себе цель, защищать его, какая бы Картина Боли не сошла до меня вместо того, чтобы сойти до него…
Постскриптум: простите, я уже не раз слышу что мои работы полны боли и какой то тоски О_о... сори за это, такова моя натура )